— Я тут принес заявление… — В руке он держал бумагу. — Меня ограбили.

Он подвинул стул. Продолжил, уже сидя:

— Двое. Наставили ножи… «Не отдашь — отправишься на тот свет!»

— На вокзале?

— В электропоезде. На посадке.

Ночь началась с неприятностей. Никола не звонил, Качан исчез. На перроне — пожар.

«Теперь еще разбой…»

— Пойдемте, покажете… — Игумнов уже закрывал сейф.

Посетитель не понял:

— Что показывать?! Электричка ушла… — Он нехотя поднялся. — Я написал заявление…

Вариант был известный.

«Я написал заявление. Оставляю и еду спать. А вы бросайтесь в погоню… Ищите, стреляйте, лезьте под пули. И не забудьте про Уголовнопроцессуальный Кодекс…»

— Мы теряем время, — Игумнов был уже на пороге.

Посетитель пожалплечами.

Почти бегом проскочили мимо дежурки.

Место майора за пультом занимал помощник. Дежурный, скорее всего, вышел в ресторан или в медкомнату. Помощник составлял протокол. Двое дюжих носильщиков — понятых, не читая, подписывали бланки.

— Я на вокзал. Если Качан будет звонить, найди меня по сотовому.

Молоденький помощник проводил Игумнова внимательным взглядом. Он все видел. Тайны общения с посетителями для посвященных всегда шиты белыми нитками.

— Понял, товарищ капитан…

Игумнов выскочил за дверь. С хода налетел на цыганок, организовавших пикет у пепелища. Кто-то из их сородичей был задержан. Гадалки требовали справедливости — последними словами нецензурно несли всех подряд — ментов, власть, систему.

Игумнов на ходу шуганул их поцыгански.

Женщины смутились. Одно дело — откровенно послать матом на чужом языке, другое — услышать подобное на своем родном.

— Нехорошо, начальник…

Игумнов окинул глазами перрон.

Поставленные на прикол сцепы. Опущенные до утра токоприемники, темные окна вагонов…

Вечерний поток пассажиров заканчивался. Прерывистый ручеек сочился от метро сквозь нижний цокольный вокзальный этаж, открытый с обеих сторон и занесенный снежной крупой.

Не умолкало радио.

Игумнов и потерпевший быстро шли вдоль перрона.

Начальник розыска спросил на ходу:

— Все произошло в вагоне?

— Именно.

— Они вошли после вас? Или уже были внутри?

— Я только успел войти, тут они и возникли… — Потерпевший держался с плохо скрываемым вызовом.

— Выходит, что в тамбуре?

— Это уж вы делайте вывод!..

Быстро пересекли перрон.

На справочном указателе, в начале платформы, когда они проходили мимо, что-то щелкнуло — на табло появилось время отправления первых утренних электропоездов.

— Что у вас взяли?

— Бумажник…

— Извините!.. — Шедшая навстречу пара заметалась, уступая дорогу. Игумнов словно и не заметил ее.

— А что внутри?

— Обычное: документы, деньги.

— Много денег?

— Немного, — Потерпевший подумал, — Половина зарплаты. Главное заграничный паспорт.

Остановились у срединной платформы.

— Здесь…

— Сейчас тут уже другая электричка.

— Я предупредил, что поезд ушел…

На междупутье повсюду валялись окурки, вмерзшие в снег молочные пакеты.

— Почему вы не пришли сразу?

— Подумал, все равно бесполезно… — Причина выглядела стандартной. Сходил купил сигарет. Еще раз подумал. «А вдруг паспорт подкинут?» Тогда написал заявление. Вот оно…

Игумнов взглянул мельком.

— Где вы писали?

— На почте.

«На почте ты бы писал на бланке телеграммы и шариковой ручкой…»

Потерпевший словно прочитал его мысль:

— У меня была бумага. И ручка тоже.

Можно было возвращаться в дежурку.

Игумнову важна был узнать платформу. Теперь можно было установить отправлявшийся от нее сцеп.

Быстро свежело. Несколько женщин с детьми пробежали мимо к парку прибытия. Там тормозил опаздывавший волгоградский скорый.

— Куда вы ехали?

— В Барыбино… — Потерпевший натянул ниже на лоб вязаную шапочку.

— Вы там живете?

— Нет, я ехал к знакомым.

Игумнов уточнил:

— Адрес их вы знаете?

— Они должны были меня встретить на станции.

— Вещи при вас?

— Какие вещи? Газета вот только. Завтра я возвращаюсь…

Назад, к дежурному, шли уже медленнее.

Игумнов продолжал задавать вопросы:

— А электропоезд барыбинский? Или дальний?

— Я не обратил внимания.

— Это как же?!

— В случае чего пересел бы на следующий…

— Но движение то заканчивалось!

Все выглядело более, чем странно.

— В крайнем случае взял бы такси…

— Ночью?! До Барыбино?!

— Это мои проблемы…

Возразить было нечем. Тем не менее ложь оставалась ложью.

Он уже решил для себя:

«Этого заявления не будет…»

Тем более с его подачи — начальника вокзального розыска.

«Иначе уголовное дело. Верняк. Искать кошку в комнате, где ее не было…»

— Я понимаю…

Отбиться от заявления выглядело делом непростым.

«Мужик серьезный. Бог знает, кому направит свою телегу…»

Вернулись в Линейное Управление. Тут все оставалось попрежнему. Дежурный отсутствовал, телефоны молчали.

— Что Качан?

— Не звонил, — помощник все еще занимался протоколом.

Отсутствие известий от Качана настораживало.

«Что-то произошло…»

Прошли в кабинет. Потерпевший подвинул все тот же стул, напротив Игумнова, сел:

— Заявление я должен отдать на регистрацию дежурному? Или вам?!

Он догадывался или знал о главном смертном грехе милиции — там не оченьто регистрировали преступления, раскрыть которые были не в состоянии боролись за высокий процент раскрываемости.

Если они делали это грубо и неосторожно, их выгоняли как нарушителей законности а, если регистрировали все подряд, но не могли обеспечить высокий процент, от них все равно рано или поздно тоже освобождались.