По ее лицу потекли неудержимые ручьи слез. Мэри подумала, часто ли другие люди тают вот так, прямо на глазах. Шерон пошмыгала носом и сказала:

— Маленькой я мечтала, что, когда вырасту, стану монашкой. Мамуля говорила, что мне очень пошла бы сутана с капюшоном. Хотя я ведь и щас могу, ведь никогда не поздно, скажи, Мэри? Всегда можно начать заново. И потом — впереди у нас долгие годы безоблачного счастья. А как же иначе? Преподобный отец Хулигэн был единственным мужчиной, который по-настоящему меня понимал. Все, пойду и… А вот и они! Йо-хо-хо! Джок! Джок, мы здесь!

К ним подсели двое мужчин, и Мэри поняла, что попала в беду. Прежде всего, вдруг стало совершенно очевидно, что Шерон уже не с ней, если она когда-то с ней и была. Шерон привела ее туда, куда намеревалась привести, и теперь Мэри снова была предоставлена самой себе. Шерон ее оставила. Она уже перешла на другую сторону.

Помимо этого, мужчины сами по себе выглядели достаточно зловеще. Грузный Джок оказался дубоватой медлительной громадиной. Его черные волосы лоснились от какой-то смазки. Хотя он почти все время молчал, его рот оставался разинутым, а язык безвольно свисал на нижнюю челюсть. Определить его потенциальную опасность было достаточно трудно. Его дружок, назвавшийся Тревом, выглядел гораздо более ловко слаженным агрегатом. Он был невысоким и коренастым, плотно упакованным в облегающую одежду. Все его тело было как будто покрыто веснушчатой коричневато-липкой пленкой, схожей с исходившим от него запахом жженого сахара. Его грязновато-рыжие волосы на свету обращались в подобие золотистого нимба. Трев сидел к Мэри гораздо ближе, чем Джок, и было видно, что он собирается подобраться к ней вплотную. Облик обоих был преисполнен вызывающей небрежности и запущенности. А их глаза были подобны глазам Шерон.

— Ты где ее подцепила? — спросил Трев, дыша Мэри прямо в лицо. В его голосе звучали приятные мелодичные нотки.

— На местности, — отозвалась Шерон.

— Она откуда? — продолжал расспросы Трев.

— Да, откедова ты, Мэри? — оживилась подруга.

Мэри почувствовала, как по лицу ее распространяется жар. Она очень хотела понять, что лучше — прятать свой страх или нет.

— Видал? — радовалась Шерон, — Да она ни хера не знает! Святая простота, так ведь, милашка?

Мэри подняла голову. От новых мужчин и новой выпивки физиономия подруги продолжала расплываться. Она ликовала: это было ее победой. Мэри понимала, что помощи от нее теперь не дождется.

— Да ты только посмотри на нее, — серьезно и сосредоточенно сказал Трев. Он помолчал, — Нет, ты только посмотри. Да ведь она просто офигенная кинозвезда.

— Заметил? — ухмыльнулась Шерон, — Да за нее любой десятку отвалит. Не жмись, Трев. Я ее почистила, причипурила для тебя, мать твою, все дела. Сам в прошлый раз говорил, что не прочь. Сказал, что хоть с Дженис готов.

— Слышь, ты со мной эту бодягу про бабло не начинай, Шер, — завелся он. — Мля… ты со мной брось эту ботву.

— Дженис была та еще пассажирка, — загыгыкал Джок.

— А я о чем?! — продолжала Шерон, — Мэри тебе не какая-нибудь замухрышка. Она, эта, уникум. Мэри, скажи что-нибудь. Давай, бляха-муха, порадуй мальчиков.

— Она долбится?

Шерон резко повернулась в его сторону. («Долблюсь ли я? — задумалась Мэри, — Долблюсь или нет?»)

— Да только так! — возмущенно заявила Шерон.

Мэри очень обрадовалась, что Шерон за нее еще

борется. Но тут Шерон наклонилась к Треву и сказала:

— Она сама простота. Ничего и не рассечет. Уж с ней можешь выделывать все, что душе угодно.

Мэри почувствовала на щеке нетерпеливое дыхание Трева — оно стало еще ближе, плотоядное влажное дыхание, едва ли не оседающее ей на лицо, после каждого вопроса на щеке оставались липкие капли.

— Тебя как звать?

— Мэри.

— А лет сколько?

— Немного.

— Где живешь?

— Там.

— А-а, так ты, стало быть, там живешь. А какой сегодня день недели на дворе?

Мэри улыбнулась.

— Сколько будет дважды два?

Мэри улыбнулась.

— И чо, нет под боком пацана, который бы за тобой присматривал?

— Я…

— Ты офигенно красивая, ты в курсе? Слышь, Джок, — обратился он к приятелю, не отрывая от нее глаз. — Я говорю, она офигительная красотка, ты, Шер, блин, в этом деле мастерица, знаешь, кого подбирать. Теперь слушай сюда, Мэри. Ща немного бухнем вискаря, потом эта лабуда закрывается, мы ломимся к Джоку, а уж там я оттарабаню тебя до полусмерти. Что скажешь?

Мэри пожала плечами и согласилась. Автомат, стоявший у нее за спиной, в пароксизмах неподдельного отвращения выплевывал в металлическое корытце монету за монетой.

— Пора, — устало сообщил какой-то старик, проходя мимо них и на ходу собирая стаканы, — Все, время вышло.

* * *

Вы знаете, похоже, что Трев и Джок — преступники. Они зарабатывают на жизнь таким опасным и удручающим способом, что, пожалуй, мало кто еще на это отважится. Здесь все, конечно, завязано на деньги, как, впрочем, и во многих других случаях. Мэри в деньгах пока мало что смыслит.

Джок, например, еще в детстве сообразил, что самый милый способ загрести деньжат — отнять их у какого-нибудь лоха, у которого они есть. Кто эти лохи? В его классификации они делились на четыре категории: тщедушные пареньки, недоразвитые девицы, жалкие старикашки и немощные старушенции. После пары-тройки вылазок он убедился, что старушенции представляют самый маломощный вид и поэтому являются наиболее пригодным объектом для нападений. (По всей видимости, они меньше всех ожидали этого, потому что у них почти никогда не было денег.) Его послужной список быстро превратился в унылый реестр обработанных бабуль. Как правило, Джок налетал на них вихрем, вмазывал со всего размаху и убегал, но уже с деньгами. Самое печальное в этой ситуации было то, что даже самые престарелые из них ни в какую не хотели расставаться со своими жалкими сумочками. Джок терпеть не мог копаться в этих кожаных недрах среди дохлой блескучей косметики, в то время как жертвы продолжали самозабвенно визжать и голосить. Порой он просто вмазывал им что есть мочи и насколько хватало смелости, а потом, отдуваясь и сопя, еще какое-то время ошивался неподалеку, подгадывая момент, чтобы наиболее техничным образом смыться. В последнем он действительно поднаторел, развивая поистине впечатляющие скорости на коротких дистанциях. В этом деле он был настоящий спец. Когда наступали тяжелые времена, Джок предавался воспоминаниям о своих немногочисленных успехах в жизни, и на его глаза наворачивались слезы заслуженной гордости при мысли о своей фантастической сноровке и грации.

Трев — другого калибра. Радость жизни даруют ему две стихии: бухло и потасовки. Он никак не может разобраться, зачем совершать все эти мерзости, которые он не прекращает совершать. Иногда он объясняет их звенящей злобой, которую испытывает ко всем, кого не знает. Но вряд ли это так, потому что ничуть не меньше ненавидит он и всех тех, с кем уже знаком. Как у всех настоящих героических персонажей, у него тоже есть ахиллесова пята: он не очень силен в драке, хотя сам утверждает и действительно верит, что в этом деле он мастер. Соответственно, он каждый раз оказывается зачинщиком потасовок, которые всегда заканчивают за него уже другие. Однако же он неизменно побеждает в сражениях с дамами, и таких случаев на его счету уже предостаточно.