Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гореслава находится в его руках и теперь все болезни и несчастья мира обрушились на наши головы?
Данияр решительно выключил телевизор, пробормотал:
– Я ничего не хочу сказать. Но меня удивляет, что ты не замечаешь очевидного.
Катя закусила губу, нахмурилась. За окном шумел проспект, громко выла сирена скорой.
– Если Флавий уже поймал ее в свои сети, то что я могу сделать?
Поводырь пожал плечами:
– Поймал, не поймал… Можно сто лет гадать и наблюдать, как появляются новые надгробия на кладбищах, а можно сделать то, о чем просит Велес, и спасти тысячи жизней. Ты все-таки не простая девушка, ты царевна и богиня Доля. И, – он строго посмотрел на Катю, – обязанности свои выполняешь спустя рукава.
Он кивнул на выключенный телевизор.
Катя вспыхнула.
– Я не просила будить во мне силу. Я не хотела быть Долей.
Данияр пожал плечами:
– Выбор при рождении есть только у Хаоса… Если говорить нелюбимыми тобой аллегориями. Но ты не он…
Катя долго молчала. Данияр не торопил ее – отойдя к окну, смотрел на крыши домов. В медленно темнеющем отражении были видны небольшая уютная кухня, стол и ссутулившаяся за ним девушка. Она сильно изменилась за годы, что Поводырь провел рядом с ней. Из растерянной девчонки превратилась в ершистого подростка. Из ершистого подростка – в юную девушку с затаенной обидой на отца и мать.
Он много раз говорил ей, что обида – плохой советчик. Но всякий раз Катя замыкалась, даже отталкивала его, не желая обсуждать очевидное. Тогда он уходил, продолжая жить между мирами, балансируя на тонкой грани, где живое превращается в мертвое, а мертвое – в вечное. Уходил, чтобы наблюдать за ней вот так же, как сейчас – через синее полотно темнеющего окна. Уходил, чтобы снова вернуться – он дал слово защищать ее здесь. Скрывать от посторонних, путать следы. Его подопечная и представить не могла, каким плотным коконом она окружена.
Увидела бы, если бы захотела… Но она не хотела.
– Я правда ее не чувствую, – неожиданно заговорила Катя, но совсем иным тоном, без раздражения и досады в голосе. – Совсем… Я думала об этом. Но решила, что так и должно быть.
Данияр продолжал рассматривать ее в отражении.
– Так не может быть. Она была внутри тебя столько лет. У вас одна кровь…
Катя упрямо мотнула головой:
– Но ведь отец тоже ее не чувствует, как он сказал. А он Велес! Если даже он ее не видит, то что могу я? Ты же знаешь, во мне почти не осталось силы…
Данияр словно ждал этого вопроса.
– А это уже совсем другой разговор… – Развернувшись к девушке, он скрестил руки на груди, подался чуть вперед и бросил на нее лукавый взгляд. – Слушай… Ты ведь хорошо помнишь тот день, когда вы столкнулись с Темновитом?
Катя неохотно кивнула, глядя на Поводыря с опаской. Тот говорил негромко, задумчиво, проговаривая то, что считал важным:
– Когда мы с Берендеем появились в коридоре времен, он держал острие своего меча у твоего горла. Берендей, уколов тебя, отравился черным мороком, которым оказалась пропитана твоя рана…
Он замолчал. Катя решила, что он ждет от нее каких-то выводов, качнула головой:
– Я все равно не понимаю.
– Гореслава, исчезая, забрала этот меч с собой, помнишь? – прошептал Поводырь.
Катя с усилием кивнула:
– Помню. Только при чем тут это?
– Я думаю, не попробовать ли нам найти Гореславу по этому мечу. Вернее, даже не по нему самому, а по твоей крови, которая осталась на его клинке. Это была последняя кровь, которая его коснулась, понимаешь?
Девушка округлила глаза, призналась:
– Не очень…
Данияр, казалось, не услышал ее ответа и заговорил увереннее:
– Это отличная идея! Ты сможешь почувствовать свою кровь, это несложно. Она приведет тебя к мечу. А меч – к Гореславе.
– А с чего ты взял, что он все еще с ней? Может, она его бросила где-нибудь… Или он вернулся к Чернобогу.
Данияр пожал плечами:
– Ну, пока не проверим, не узнаем. Это во-первых. Во-вторых, я уверен, что он с ней… Или она к нему периодически возвращается. Совершенным с ней обрядом освобождения Гореслава застряла между мирами, она не жива и не мертва, не дух и не морок. Меч для нее – что-то вроде краеугольного камня: с помощью него ее освободили из твоего тела, он – единственное, что она ассоциирует с жизнью… и с тобой. Она ведь тоже чувствует твою кровь на нем.
– Почувствовать кровь? Я не упырь какой-нибудь. Как я это сделаю?
Данияр поморщился:
– Это что-то вроде субъективного ощущения существования конечности после ее ампутации, фантомная конечность, если слыхала такой термин когда-нибудь. – Теперь настала очередь Кати поморщиться будто от зубной боли. Поводырь мрачно усмехнулся: – В человеческой медицине этот синдром изучен не до конца, но это потому, что обычные врачи не знают о мороке. И силе крови.
– Бог мой, это звучит так по-идиотски, что почти наверняка окажется правдой, – Катя картинно закатила глаза, положила голову на скрещенные руки. – И как ты думаешь это сделать? У нас нет ни волшебной карты, ни поворотных камней, которые бы привели нас к мечу. Ничего, кроме просьбы отца и его намерения развязать нам руки.
Данияр усмехнулся:
– Этого достаточно. Но нам нужно, чтобы ты могла одновременно видеть все три мира: людей, богов и усопших.
Катя насторожилась:
– Да это невозможно. Три мира – это как стеганое одеяло, соединенное поворотными точками. Я помню. И как это увидеть одновременно?
Данияр задумчиво потер лоб, посмотрел на Катю с ухмылкой:
– Есть одна вещица, которая нам поможет.
* * *
Искусанные, потрескавшиеся губы кровоточили. Здесь было больно – как всегда в мире людей, – но тепло. Чуть теплее, чем там, в призрачной тени скал. И это тепло тянуло ее к себе, словно она была голодна.
– Эй, есть здесь кто-нибудь? – позвала, подслеповато вглядываясь в полумрак.
Усталость накатывала с новой силой – она приходила вместе с болью, стоило ей приблизиться к человеческому жилью, чтобы согреться.
Гореслава остановилась, чтобы перевести дыхание, тяжело оперлась на забор.
Где-то вдалеке залаяла собака. Она боялась этих хвостатых и лохматых – от их лая становилось неспокойно где-то внутри, будто там закипало что-то неживое, тоскливое. Поэтому сейчас, услышав призывное «гав» с подвыванием, она оглянулась и не сразу заметила, как к ограде подошла девочка. Скорее всего, она уже давно стояла здесь и наблюдала за ней.
Гореслава постаралась улыбнуться, прошептала приветливо:
– Сейчас лето?
Странно, но