как? — удивился Томас. — И это все, что вы можете сказать?

— А чего ты от меня ждешь? Ты видишь то, что не открывается другим, — я это знаю. Я вижу, как твои глаза следят за вещами, которые способны видеть только люди вроде тебя и меня.

— Вот именно!

— Не понимаю тебя, — озадаченно уставился на парня Рувим. — К чему ты клонишь?

— Кикими, способный видеть такое, в итоге становится шаманом. Или одним из ваших псовых братцев.

Мужчина улыбнулся.

— Что ж, по крайней мере, ты не проведешь всю жизнь в отрицании, как Стив Коул.

— Этот старик-отшельник?

— Ну не такой уж он и старый.

— Да бросьте, наверняка он даже старше вас.

Улыбка Рувима растянулась еще шире, он покачал головой.

— Я уж и забыл, каково это, быть восемнадцатилетним.

— Ладно, — сдался Томас. — Вы оба не старые. Так что же с Коулом?

— Да он уже сорок лет кряду живет за пределами мира и даже не догадывается об этом.

— Вы хотите сказать, он тоже все это видит?

— Уж не сомневайся! Но он посмотрит-посмотрит, да продолжает заниматься своими делами, как ни в чем не бывало. Коул даже не осознает всю необычайность места, где стоит его трейлер.

— Но он ведь не кикими!

— Необязательно быть кикими, чтобы видеть духов или посещать их земли.

— Я этого не знал.

— Да ты много чего еще не знаешь.

— Я… — Томас умолк. Потом выдохнул и спросил: — Так во сколько начинается потогон?

5. Стив

Я шагаю по горной тропинке от дома Эгги в резервацию — а именно, в Центр общины Расписных земель, где располагается школа и заодно канцелярия Морагу, — а мои мысли заняты недавно состоявшимся разговором. На протяжении всего пути из головы у меня не выходит фраза старой художницы: «Будь с ней поосторожнее. Лисьи сестрицы — трикстеры».

Какого черта все это значит? Понятия не имею, почему Эгги вздумалось предостерегать меня насчет Калико. Я пребываю в некотором замешательстве, но затем вспоминаю, что следом старуха упомянула про верность антилоп и добавила, что, возможно, мне ничего и не грозит. Надеюсь, хм, так оно и есть.

Вынужден признать, при первом появлении Калико я решил, что у меня галлюцинация из-за накатившего кислотного флешбэка. Хоть я и вдоволь наслушался у индейских костров всяких историй о майнаво — или «кузенах», — мне все равно понадобилось какое-то время, чтобы смириться не только с присутствием Калико, но и со степенью ее личного интереса ко мне. Ладно, сказать «личный» — все равно что ничего не сказать. В плане секса моя подружка озабоченностью может поспорить с пресловутым кроликом, о чем и дает знать при каждом удобном случае. Калико — одно из проявлений красоты здешних краев, которые я, кажется, благодаря ей полюбил даже еще больше. Просто мне хотелось держать наши отношения в тайне. А Сэди растрепала Эгги, и остается лишь надеяться, что дальше история не разойдется. Как и в любом захолустье, обитателям резервации только дай посмаковать пикантные сплетни, так что разлетаются они здесь стремительно.

* * *

Центр общины располагается в длинном невысоком глинобитном строении. По его виду можно предположить, что его достраивают всякий раз, как только возникает необходимость в дополнительном пространстве — и это именно так. У стен здания теснятся мескитовые деревья и пустынная акация, одинокий старик карнегия да обязательные заросли опунций и кустарника.

Я останавливаюсь перед стеклянными дверьми, пытаясь напоследок собраться с мыслями, и переступаю порог.

За стойкой регистрации сидит Джанет, уставившаяся в экран компьютера.

— Ойла, Стив, — бросает она.

— Привет, Джанет. Морагу у себя?

— Шутишь? Иногда мне кажется, он живет в своем кабинете. Как раз сейчас у него никого.

— Спасибо.

Под гомон школьников, что доносится из спортивного зала, я иду по коридору в кабинет Морагу. Он исполняет обязанности шамана племени, а заодно заведует всем Центром и общежитием дальше по дороге. В последнем проживают дети, по тем или иным причинам лишившиеся семьи. В основном они из других племен — яки, апачи, тохоно-оодхам, — но есть и несколько маленьких мексиканцев, потерявших родителей при переходе пустыни и не имеющих родственников в США. Вообще-то их полагается депортировать, но Морагу умеет обходить законы, если для детей так оказывается лучше.

Когда я вхожу в кабинет, он разговаривает по телефону, однако показывает мне на стул. Мебель тут прочная и основательная, в суровом миссионерском стиле, отчасти смягченном подушечками и ковриками в ярких узорах кикими. Если не обращать внимания на современное оборудование — компьютер, принтер, дорогущий телефон, — и ощущаешь себя тут как в традиционном доме, а не в рабочем кабинете.

Морагу — чистокровный кикими, хотя на соплеменников не похож. Те в основном полноватые, круглолицые и темноволосые, а он отличается худобой, невероятными янтарными глазами, точеными чертами узкого лица и темными рыжевато-коричневыми волосами. Помню, как-то раз я задал ему вопрос о причинах подобного расхождения, и он ответил, что, по-видимому, несколько поколений назад в число его предков затесался краснохвостый сарыч.

Тогда я рассмеялся. А теперь, после замечания Эгги о заглядывающих к ней кузенах, не настолько уверен в шуточности ответа.

Морагу заканчивает разговор традиционным «ойла» и вешает трубку. На языке кикими слово это означает как «привет», так и «пока».

Я тоже отпускаю «ойла», после чего он осведомляется:

— Как настрой, Бродящий-под-Лунным-Светом?

— Ощущаю себя дурак дураком. И хватит выдумывать для меня эти якобы индейские имена.

При каждой нашей встрече он называет меня по-новому. Пока мое самое любимое имя — Ссущий-как-Конь. Но разве я виноват, что у меня такой большой мочевой пузырь?

— Чувствовать себя дураком — хорошее начало восхождения к мудрости, — изрекает шаман.

— Не так высоко. Просто Эгги кое-что мне сказала. Мол, кое-кто из людей, кого я здесь встречаю, необязательно является человеком.

— И ты задумался об этом только сейчас? — улыбается Морагу.

— Господи, ты-то хоть не начинай!

Шаман разводит руками.

— Так уж устроен наш мир. — После небольшой паузы он осведомляется: — Ты пришел поговорить со мной об этом?

Я трясу головой.

— Тогда наверняка о той белой девочке, что ты оставил у Эгги.

— Как, черт побери, ты узнал о ней?

Шаман кивает в окно. На согнувшейся ветке мескитового дерева, едва ли не касающейся стекла, сидит парочка ворон.

— Вороны вон судачат.

Эгги настолько выбила меня из колеи, что мне даже подумалось: «А Морагу-то сейчас не шутит». Вообще-то, он постоянно несет подобный вздор, но только теперь я всерьез стал задумываться, сколько же в его словах правды.

В конце концов я решаю игнорировать ворон и прочее и выкладываю шаману, что узнал о Сэди.

— По-твоему, это хорошая затея? — вопрошает он по