Она услышала, как Гордон в гостиной разговаривает со своей дочкой. Насколько хватит у него терпения вот так сидеть и ждать? Можно себе представить, как он радуется этому томительному ожиданию — ведь с каждой уходящей минутой Бет теряет шансы на победу в борьбе за совместную опеку над Эшли.

Наконец в половине пятого раздался телефонный звонок.

— Узнаешь? — спросила Бет.

— Разумеется. Женщина, которая на полтора часа опоздала приехать за своим ребенком.

— Знаю, знаю, — торопливо согласилась Бет. — У тебя есть полное право отчитывать меня, но, представляешь, Мэкки, я все еще торчу в гараже. Механик сказал, что сможет починить, но на это у него уйдет много времени. Он обещает закончить ремонт к восьми или чуть раньше.

— Ну что ты! Эшли в это время уже будет спать! Знаешь, приезжай за ней завтра утром, часов в девять. Хорошо?

— Хорошо, буду в девять. Мэкки…

— Да?

— Спасибо тебе.

— До свидания, Бет, — сказала Мэкки и бросила трубку.

Почему она велела Бет подождать до утра? Причина действительно в Эшли? Чтобы ее не вынимали из теплой кроватки и, не дай Бог, не разбудили? Или она, Мэкки, прежде всего думала о себе? Да, она все больше и больше привязывается к этим двум Гэллоуэям — отцу и дочери. «Что ты наделала, Мэкки!» — подумала она. Но было уже поздно — Бет не приедет. Единственное, что остается сделать, — это рассказать обо всем Гордону.

Настроившись услышать от Гордона что-то вроде «а, я же говорил вам!», Мэкки была удивлена, что он, выслушав ее пересказ разговора с Бет, воспринял все как должное.

— Понятно, — сказал он, поглощенный сменой подгузника у Эшли, затем сел с девочкой на диван, посадив ее себе на колени. — И что теперь? — спросил он у Мэкки.

— Я не возражаю, если вы с Эшли поедете на ночь домой, а утром вернетесь, — сказала Мэкки, убирая упавшую на лоб прядь волос.

— Нет, я хорошо помню ваше предупреждение о санкциях со стороны судьи и не считаю нужным нарушать его распоряжение.

— И как вы намерены поступить? — спросила Мэкки.

— Снова воспользоваться вашим диванчиком.

Удивлению Мэкки не было границ. Кроме того, ее переполняло чувство благодарности: ей не надо выступать в роли защитницы своей клиентки. Поскольку высказывания Гордона насчет Бет оказались очень точными, это несколько подорвало ее авторитет в глазах Мэкки.

Раз Гордон опять останется у нее, надо постараться, чтобы предстоящий вечер прошел как нельзя лучше. «Держись просто, естественно», — сказала она себе. Скоро время ужина, вот и нужно сосредоточить на этом все свое внимание.

— Вы, конечно, уже заметили, что я дома не готовлю, — сказала она Гордону. — Как вы отнесетесь к тому, чтобы съездить в магазин и купить что-нибудь на ужин?

— Я не против.

На поездку ушло вдвое больше времени, и все из-за Эшли. «Легче работать лесорубом, чем нянчиться с ребенком», — всегда говорила Мэкки. Но взгляд круглых голубых глаз малышки и ее улыбка каким-то необъяснимым образом смягчали строгое сердце юриста и растапливали лед, покрывавший его.

— Что ж, выглядит аппетитно, — сказал Гордон, когда они уже были дома. Он вынимал упаковки с едой из пакетов, открывал их и клал всего понемногу в тарелку Эшли.

— Все лучше, чем возиться дома на кухне. Готовая еда из магазина — это просто спасение! — сказала Мэкки. — Мой последний кулинарный эксперимент закончился появлением на моей кухне нескольких пожарных! Когда дым рассеялся, один из них предупредил, что мне надо следить, чтобы фартук находился подальше от огня, иначе он может загореться. Потом в доме еще долго пахло пригорелым рисом. Так что теперь я готовлю себе какой-нибудь простенький завтрак, и это все, что я умею на кухне.

Если бы Гордон решил написать очерк о Мэкки Смит, то начал бы с того, что она очень взыскательный человек. Об этом говорили тщательно подобранная одежда, со вкусом обставленные комнаты, стремление выиграть дела ее клиентов в суде.

Только сейчас он понял, как нелегко ей признаться в неумении готовить. Это можно было определить по ее голосу, в котором прорывались смущенные нотки. И еще: Мэкки держала себя в ежовых рукавицах, но явно не походила на бездушный автомат, за который он ее вначале принял.

Так или иначе, она проявила себя невероятно изобретательной и дотошной в том деле, в которое ее вовлекла Бет. Мэкки была гораздо глубже и содержательнее, чем могло показаться на первый взгляд. Гордон еще ни разу не сталкивался с женщиной, которая бы заинтриговала его так, как эта женщина.

— Вот уж не могла представить, что Эшли понравятся маринованные артишоки! — воскликнула Мэкки, возвращая Гордона к действительности. Удобно прислонившись к шкафу, она потягивала белое вино, глядя, как Гордон кормит Эшли грудкой цыпленка гриль с вареной морковью и артишоками.

Мэкки вспомнила, что, когда они вернулись домой и открыли банку с артишоками, Эшли сразу же потребовала, чтобы ей дали кусочек. Но этим дело не ограничилось — она захотела еще.

— Невозможно предугадать, что может понравиться ребенку! С артишоками Эшли столкнулась на Рождество и с тех пор не упустит случая полакомиться ими. Но в то же время я так и не смог уговорить ее съесть хотя бы один отварной стручок зеленой фасоли, — пожаловался Гордон, давая Эшли кусочек цыпленка.

Теперь Мэкки придется провести в обществе отца и дочери почти двадцать четыре часа. Вопреки прежнему мнению, она должна была признать, что Гордон очень заботливый родитель. Невозможно было не заметить его самоотверженности.

Он мог быть несговорчивым и неуступчивым, когда дело касалось опеки над ребенком, но с Эшли он был необыкновенно нежным, любящим и готовым в любую минуту броситься на ее защиту. Этот человек заботился о дочери, как самая лучшая няня. А она, Мэкки, должна была отнять у отца горячо любимое дитя, отнять любой ценой. Впервые за всю свою адвокатскую практику Мэкки засомневалась в правильности своих действий. Все было бы гораздо проще, если бы противник оказался ничем не примечательным и безликим.

Как только Эшли покормили, выкупали и переодели в пижамку, Гордон и Мэкки передвинули манеж в кабинет, чтобы ребенок спокойно спал, пока взрослые ужинают.

Мэкки разогревала еду в микроволновке, а Гордон налил себе в бокал вина и подлил немного Мэкки.

— Я накрою на стол, — предложил он, вынимая из ящика серебряные приборы.

«Мы снова вместе, — подумала Мэкки. — Вот уже второй вечер мы проводим вместе, словно семейная пара, хотя, в сущности, мы совершенно чужие». Расскажи она об этом кому-нибудь из сослуживцев — никто не поверит! И адвокаты Гордона тоже удивились бы…

Но что сделано, то сделано, и ничего уже не изменишь. Лучше без лишних мыслей наслаждаться вкусной едой.

Они сидели за столом и молча ели.