Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я легла и попыталась вздремнуть в кабинке в «Герцоге Йоркском», пока бабуля и ее друзья обедали и разговаривали о своих телах. У Уайлды синдром синего пальца и опущение тазового дна. И о врачах-убийцах. И о недоразумениях, и о «Вызовите акушерку», и о капитализме, и о шпионаже, и об экзистенциальной тоске, и о королевской семье, и об Иране, и об автобусных турах в сравнении с круизами, и о внуках, и о хлопке, и о шелковом белье, и о завещаниях при жизни, и даже о тебе, пап.
– Ты знаешь, где он? – спросила Уайлда бабулю. Я закрыла глаза и стала ждать ответа. Потом Уайлда сказала:
– Ах, ну да.
Бабуля, должно быть, указала на меня и покачала головой, запечатала рот и выбросила ключик. Одна из женщин, Ида, спросила остальных, выберут ли они путь ассистированного суицида. Она рассказала женщинам, что ее подруга из «Аякса» выбрала путь ассистированного суицида, и ее последними словами были: «А-а-ах, покой». Уайлда сказала:
– Покой от чего? – Она шутила. – От вишневого чизкейка?
Все засмеялись, а потом вздохнули. Бабуля сказала:
– Ох, ну разве это не прекрасно.
Она правда так считает, но по ее голосу я понимаю, что она грустит и злится из-за того, что дедушка и тетя Момо не смогли пойти путем ассистированного суицида.
– А ты выберешь это, Эльвира? – спросила Уайлда.
– Чтобы мне помогли умереть? – сказала бабуля. – Конечно, да!
На днях она заполнила все формы во время перерыва на игре «Рэпторс».
– Все очень просто, – сказала она.
Уайлда сказала, что волнуется о том, что не успеет со всеми попрощаться перед смертью. Как она сможет со всем этим управиться, если будет занята умиранием.
Бабуля сказала:
– Без проблем. Давайте попрощаемся прямо сейчас и покончим с этим! Мы друзья, мы любим друг друга, мы знаем это, мы хорошо проводили время, и однажды мы умрем, независимо от того, помогут нам с этим или нет. Прощайте!
Они все решили, что это хорошая идея, поэтому попрощались друг с другом и покончили с этим. Потом бабуля рассказала им историю о том, как подействовало ее мочегонное, и о мужике с пистолетом, и они расхохотались.
– Он просто не понимал! – сказал кто-то из них. – Они просто не понимают. Они просто не понимают.
Когда принесли счет, они изучали его и раздумывали целых полчаса, а потом все положили неправильную сумму в центр стола, и Уайлде пришлось пересчитывать ее пять раз и кричать, чтобы все перестали ее сбивать.
По пути домой в трамвае я насчитала двенадцать человек из всех слоев населения, которые смотрели на бабулины шлепки. Ей было все равно. Она смеялась. Мне хотелось, чтобы она натянула на них спортивные штаны, но она сидела, и поэтому спортивные штаны задрались еще выше, обнажив даже компрессионные чулки и часть ноги. А еще она пукнула в трамвае и в перерывах между приступами смеха, едва дыша, шепнула мне, что ей очень жаль, что она позорит меня, и что когда я была ребенком и мы находились вместе в общественных местах, она говорила, что это я пукнула, а не она. Мне придется научить Горда быть сильным и бдительным. Дети – это козлы отпущения. Потом бабуля заснула, положив голову мне на плечо, на шесть остановок.
Два человека, стоявшие в проходе, начали спорить. Женщина говорила мужчине: «Послушай, ты должен осознавать сам факт: ты отвратителен для любой женщины моложе сорока лет». Мужчина ответил: «Могла бы сказать – моложе тридцати пяти». «Нет, серьезно, чувак, – сказала женщина. – Сорока». Мужчина сказал, что она сошла с ума. Он заявил, что она должна сказать «тридцать пять». Она заявила, что ни за что не скажет «тридцать пять». Они уставились в окна в противоположных направлениях.
Мы зашли в «Севен-Элевен», чтобы купить попкорн для микроволновки на игру «Рэпторс». Все тот же парень сидел на бордюре в бабулиных спортивных штанах «Виннипег Джетс». Он не узнал ее. Он попросил у меня мелочь.
– У меня нет, – сказала я.
– Роберт, – сказал он.
– Извините, у меня нет.
– Роберт.
– Извините, у меня нет, Роберт.
Мама поздно пришла домой с репетиции и сказала, что в обоих концах нашей улицы стоят полицейские машины.
– И что вы на этот раз натворили, ребятки? – спросила она у нас.
Прозвенел дверной звонок.
– Бейсбол!
Это был Джей Гэтсби. Он увидел, как мама возвращается домой. Она открыла дверь и сказала:
– Пятнадцать миллионов долларов.
Джей Гэтсби сказал:
– Пожалуйста, мы можем просто…
– Тридцать миллионов долларов наличными.
Мама захлопнула дверь. В нее снова позвонили.
– Бейсбол!
Это были двое полицейских с двух концов улицы. Они состояли из сплошных улыбок. Они держали в руках пистолеты. Они спросили маму, позволит ли она им задать ей несколько вопросов. Она сказала «нет». Они спросили маму, не замечала ли она здесь в последнее время какую-либо подозрительную деятельность.
– Только вашу, – сказала она.
– Закрой дверь, дорогая, – сказала бабуля.
Мама спросила копа, можно ли ей на секундочку взглянуть на его пистолет.
– Милая! – сказала бабуля. Она доковыляла до входной двери и сказала: – Вон, вон отсюда, спасибо, Рыцарь дорог, – а затем закрыла ее.
Я сделала макароны с сыром. Мы ели их и смотрели игру. Бабуля пила красное вино, а мама пила воду из-за Кайфолома.
– Не называй так Горда, – сказала я. Мама сказала, что шутит, но это неправда.
– Просто обожаю, когда Кайл Лоури впадает в ярость, – сказала бабуля. Мама молчала.
– Не знаю, почему Маккоу вечно скачет по углам, – сказала бабуля. – Кого он изображает, Щелкунчика? Кажется, это не такая уж эффективная защита, чем когда они просто стоят на своем. Я имею в виду – руки поднял, ногами уперся, верно, Суив? – Я кивнула. – Все, что им нужно сделать, – это подождать секунду, пока Маккоу сделает свой рывок, а затем они исполнят трехочковые, – сказала бабуля. – Курам на смех!
Мама