– Правда? – Он положил на прилавок десятку и жестом показал, что сдачи не надо. – А есть тут у вас какое-нибудь хорошее место, где можно поужинать?

– «Омаровая верша», – чуточку жеманно улыбнулась она. – Обожаю этот ресторан.

Грэм кивнул.

– Что ж, – сказал он, – в таком случае приглашаю вас туда сегодня вечером.

– Меня? – словно не веря своим ушам, переспросила она. – Это не шутка?

– Нет, не шутка, – подтвердил он и улыбнулся своей голливудской улыбкой, той самой, которая в прошлой жизни вовсе не была особенно неотразимой, но теперь каким-то образом обрела любопытное свойство заставлять сердца девочек-подростков таять.

– С удовольствием! – практически взвизгнула она.

Он кивнул, и повисла неловкая пауза. До него не сразу дошло, что, наверное, нужно договориться о времени.

– Ну что, встретимся там часиков в девять?

Она явно смутилась:

– Думаю, в девять они уже закроются.

– А-а, – кивнул Грэм. – Тогда в семь тридцать?

Она кивнула и протянула ему пластмассовую ложечку. Он не сразу взял ее; должно быть, сказывалась бессонная ночь в самолете, потому что на него вдруг резко навалилась усталость. Где-то в глубине души непонятно с чего начал грызть червячок разочарования. Ведь ему так сильно этого хотелось. Оказаться в этом городке, с этой девушкой. Она была не только симпатичной, но и очень славной, к тому же явно горела желанием пойти с ним на свидание. На что еще он рассчитывал?

Грэм воткнул ложечку в мороженое, которое уже начало подтаивать, и вскинул стаканчик в прощальном жесте. Она помахала рукой в ответ. Он развернулся и был немедленно встречен ураганом фотовспышек из-за стекла витрины. На краткий миг Грэм закрыл глаза, но вспышки все не угасали, и он уже не мог различить ничего, кроме их ослепительного света.

* * *

От: [email protected]

Отправлено: воскресенье, 9 июня 2013 11:11

Кому: [email protected]

Тема: на что похоже счастье

Смена времен года

Каждый раз, оказываясь внутри их сувенирной лавки, носившей название «Радостные мысли», Элли думала, что это все равно что заглянуть в голову ее матери. Какой бы то ни было порядок, равно как и главная идея, в ней попросту отсутствовал. Когда восемь лет назад мама купила эту лавку, здесь продавалась главным образом мебель и предметы домашнего декора, а в витринах красовались свечи, кольца для салфеток и вазы всех мастей и калибров. Предыдущая владелица, удалившись от дел, перебралась во Флориду, подальше от суровых мэнских зим, но Элли была совершенно уверена, что она пришла бы в ужас, увидев, во что превратилось ее детище.

Теперь тут царил вечный кавардак. Весь магазинчик был размером не больше школьного класса, но так забит вещами, что казался еще меньше. Они по-прежнему торговали подставками под столовые приборы и мельничками для перца, торшерами, подушками и прочей разнообразной утварью, но теперь появились еще и книги, винтажные игрушки и банки с тянучками. Также у них можно было купить открытки, футболки и купальники, пляжные мячи и настольные игры.

И разумеется, омаров. Не настоящих, хотя Элли едва ли удивилась бы, наткнувшись посреди этого бедлама на садок с ракообразными, а сделанные в виде омаров чашки и чайники, брелоки, закладки и ветряные колокольчики. Был здесь даже гигантский плюшевый омар, который вот уже несколько лет пылился в дальнем конце магазина. Размером он был с хорошую обезьяну и своими блестящими черными глазами и развесистыми усами напугал не одного ничего не подозревающего ребенка, неосторожно выскочившего из-за угла.

Квинн вечно порывалась все тут упорядочить, а Элли нравился здешний хаос. Она практически выросла в этом магазине; он был для нее чем-то вроде продолжения их дома, наподобие захламленного чулана или набитого сокровищами чердака. Мама многие годы лелеяла надежду расшириться и каждое утро зависала перед мутной соседской витриной. Когда-то там располагалось агентство недвижимости, но последние несколько лет помещение пустовало. Впрочем, для расширения нужны были деньги, а их никогда не было. В последнее время им с трудом хватало даже на то, чтобы поддерживать в жилом состоянии давно требующий ремонта дом. Так что их магазинчик захламлялся все больше и больше. Покупатели, впрочем, не возражали, и Элли тоже.

Она прибегала сюда после школы, делала домашнее задание карандашами в форме омаров, примостившись на антикварном капитанском сундуке; ждала, пока мама не закроет магазин; сидя у окна, слушала, как бьется о скалы прибой в конце улицы. Но больше всех вещей в магазине ей нравилась коллекция рамок, выставленных на полке в дальнем углу. Они были всевозможных форм, размеров и цветов, одни сделаны из серебра, другие из дерева, третьи из обкатанного морем стекла, четвертые украшал изящный узор. И в каждой рамке вместо фотографии было вставлено какое-нибудь стихотворение.

Несколько лет назад, зимним днем, когда за окном мела метель и в магазине было тихо и пусто, мама оставила Элли одну, а сама отправилась на улицу за горячим шоколадом. Пока ее не было, Элли принялась разглядывать фотографии в рамках – черно-белые снимки счастливых людей с широкими белозубыми улыбками. Там были парочки, не сводящие друг с друга глаз, родители, держащие за руки ребятишек, семьи, наслаждающиеся пикниками, катающиеся на лодках и гуляющие по лесу. Переводя взгляд с фотографии на фотографию, Элли насчитала ровно четыре снимка отцов с дочерьми на закорках и ноль снимков матерей с дочерьми.

В ту зиму ей было восемь лет – достаточно много, чтобы понимать, что в Вашингтон они больше не вернутся, но достаточно мало, чтобы твердо помнить отцовское лицо, которое увертливой рыбкой то выныривало из глубин памяти, то исчезало вновь. Поэтому, глядя на фотографии этих счастливых лиц на стенах магазина, она почувствовала, как в душе у нее что-то перевернулось.

К тому времени, когда мама вернулась, держа в каждой руке по дымящемуся стаканчику с горячим шоколадом, Элли успела методично вытащить все до единой фотографии из рамок и теперь была занята тем, что одну за другой тщательно рвала их на мелкие кусочки и отправляла в мусорку. Раскрасневшаяся от мороза мама застыла на пороге, недоуменно глядя на нее, потом молча поставила стаканчики и размотала шарф. Ни слова не говоря, она подошла к стойке с игрушками, сняла с крючка нераспечатанную упаковку фломастеров и протянула ее Элли.

– У меня такое чувство, что у тебя все равно получится лучше, – только и сказала она.

С тех пор в рамках поселились творения Элли – разноцветные деревья, лодки и омары, нарисованные на картонных квадратиках. Став старше, она переключилась на поэзию, и место рисунков заняли отрывки из любимых стихов, выведенные ее убористым почерком. Покупатели начали задерживаться в этом углу, внимательно изучая содержимое полок, погруженные в слова, и мало-помалу стихи стали привлекать своих клиентов. Те, которые были посвящены штату Мэн, туристы раскупали практически сразу же, стоило их вывесить, а однажды, побывав в гостях у своего одноклассника, Элли увидела, что в рамку, которую его мама купила у них несколько месяцев тому назад, семейную фотографию до сих пор не вставили. Тем не менее она висела в передней, обрамляя стихотворение Уистена Хью Одена, любимого поэта Элли.