Мы совершили экскурсию по носкообразному контуру, который являл собой административную границу Честерс-Милла, и вернулись на шоссе номер 119, где, спасибо магии повествования, ни секунды не прошло с того мгновения, как мужчина лет шестидесяти, выскочивший из «тойоты», впечатался лицом во что-то невидимое, но очень прочное и сломал нос. Он сидит и в полнейшем замешательстве таращится на Дейла Барбару. Морская чайка, летевшая по привычному маршруту от отменного салат-бара на городской свалке Моттона к чуть менее отменному салат-бару на городской свалке Честерс-Милла, камнем падает вниз и приземляется в каких-то трех футах от бейсболки Тюленей, принадлежащей мужчине лет шестидесяти. Тот подбирает бейсболку, отряхивает от пыли, надевает на голову.

Он и Дейл смотрят наверх, откуда свалилась чайка, и снова видят нечто непостижимое. Впрочем, непостижимого будет в этот день просто навалом.

Прежде всего Барби подумал, что наблюдает некий послеобраз взорвавшегося самолета — так иногда видишь большую синюю плавающую точку, если чья-то фотовспышка срабатывает рядом с твоим лицом. Только он увидел не точку, и не синюю, и она не поплыла, когда Барби посмотрел в другую сторону — в данном случае на нового знакомого. Грязное пятно осталось висеть в воздухе в том самом месте, где и висело, когда Дейл заметил его.

Тюлень посмотрел вверх и потер глаза. Он вроде бы забыл про сломанный нос, раздувшиеся губы и кровоточащий лоб. Встал, чуть не свалился вновь, поскольку слишком уж закидывал голову назад.

— Что это? Что это, черт побери, такое?! — Большое черное пятно — по форме похожее на пламя свечи, если напрячь воображение, пачкало синее небо. — Это… облако? — Сомнение в голосе Тюленя предполагало, что ответ он и так знает: нет.

— Я думаю… — Барби замолчал. Не хотелось ему слышать произнесенные далее слова. — Я думаю, это место, где ударился самолет.

— Что вы говорите? — переспросил Тюлень, но, прежде чем Барби успел ответить, приличных размеров гракл пролетел над ними на высоте пятидесяти футов. Он вроде бы ни обо что не ударился — во всяком случае, они не увидели, обо что гракл ударился — и упал недалеко от чайки. — Вы это видели?

Барби кивнул, потом указал на полоску горящего сена слева от него. От этой полоски и от двух-трех по правую сторону шоссе поднимались столбы густого дыма, который смешивался с дымом, шедшим от обломков «сенеки», но зона горения особо не расширялась: днем раньше прошел сильный дождь, и сено еще не подсохло. Повезло, иначе травяной пожар быстро распространялся бы в обоих направлениях.

— Вы это видели? — спросил Барби Тюленя.

— Ну и дерьмо! — Тюлень окинул долгим взглядом окрестности.

Огонь уже выжег участок земли примерно в шестьдесят квадратных футов и продвигался дальше, пока не поравнялся с тем местом, где Барби стоял напротив Тюленя. Продолжил неспешное распространение — на запад к обочине шоссе, на восток по четырем акрам пастбища, принадлежащим владельцу молочной фермы, — не беспорядочно, как обычно продвигается травяной пожар, когда огонь бросается то в одну сторону, то внезапно в другую, а ровно, будто по линейке.

Еще одна чайка летела к ним, на этот раз направляясь в Моттон, а не к Миллу.

— Осторожно! — Тюлень указал на чайку. — Берегитесь птицы.

— Может, все обойдется. — Барби поднял голову, прикрыл ладонью глаза. — Может, это что-то останавливает их, если только они летят с юга.

— Сомневаюсь я, судя по разбившемуся самолету. — Тюлень говорил тоном человека, пребывающего в глубоком недоумении.

Чайка, летевшая от Милла, ударилась о барьер и рухнула на самый большой обломок горящего самолета.

— Останавливает с обеих сторон. — Тюлень, похоже, только что получил веское подтверждение ранее не доказанного предположения. — Это какое-то силовое поле, как в «Стар трюке».

— Треке, — машинально поправил его Барби.

— В чем?

— Черт! — Барби смотрел за спину Тюленя.

— Что? — Тот оглянулся. — Вот дерьмо!

К ним приближался лесовоз. Большой, загруженный выше разрешенного предела гигантскими бревнами. И мчался он, заметно превышая разрешенную скорость. Барби попытался прикинуть, каким должен быть тормозной путь у этого бегемота, но даже представить себе не смог.

Тюлень рванул к «тойоте», припаркованной под углом на прерывистой разделительной линии. Парень, который сидел за рулем лесовоза, может, закинувшийся таблетками, может, обкурившийся, может, просто молодой, куда-то очень спешащий и полагающий себя бессмертным, увидел Тюленя и нажал на клаксон. Не сбавляя скорости.

— Чтоб тебя! — Тюлень прыгнул за руль. Завел двигатель и задним ходом попытался убрать «тойоту» с дороги, даже не закрыв водительской дверцы. Маленький внедорожник съехал в кювет, задрав квадратный нос к небу. В следующее мгновение Тюлень уже выскочил из кабины. Споткнулся, упал на одно колено, поднялся и побежал в поле.

Барби, думая о самолете, птицах, думая о странном черном пятне, возможно, в месте удара самолета о невидимое препятствие, тоже побежал, только на пастбище, через небольшие, вялые языки пламени, поднимая облачка черного пепла. Увидел кроссовку — слишком большую для женской — с торчащей из нее мужской ногой.

Пилота, подумал он. Надо мне перестать бегать, как зайцу.

— Идиот, тормози! — крикнул Тюлень водителю лесовоза тонким, паническим голосом, но с инструкциями припозднился.

Барби, оглядываясь через плечо (не мог заставить себя удержаться), подумал, что водитель этой громадины в последний момент, возможно, придавил педаль тормоза. Вероятно, увидел обломки самолета. Но разумеется, результата это не дало. Лесовоз врезался в сторону Купола, обращенную к Моттону, на скорости шестьдесят миль в час, а то и больше, при этом вес бревен составлял порядка сорока тысяч фунтов. Кабину при столкновении смяло в лепешку. Груженый прицеп, подчиняясь законам физики, продолжал двигаться вперед. Топливные баки тащило под бревнами, рвало в клочья, металл искрил. Когда баки взорвались, бревна уже поднялись в воздух, летели над тем, что недавно было кабиной, а теперь превратилось в зеленый металлический аккордеон. Бревна, которые инерция тянула вперед и вверх, ударились о невидимый барьер и разлетелись уже во всех направлениях. К небу густо взметнулся огонь и черный дым. Жуткий грохот прокатился по окрестностям, как громадный валун. Бревна дождем падали на землю со стороны Моттона, приземляясь на шоссе и окружающие поля, словно громадные соломинки. Одно стукнуло по крыше внедорожника, принадлежащего Тюленю, и продавило ее. Ветровое стекло выплеснулось на капот фонтаном осколков. Другое бревно упало перед самим Тюленем.

Барби уже не бежал — только смотрел.

Тюлень отпрянул, упал, уставился на бревно, которое едва не лишило его жизни, поднялся. Постоял, покачиваясь, с округлившимися от ужаса глазами.