— А мне никто не говорил.

— А почему я?

— Не слышал.

— Не знаю.

— Не передавали.

— Хотел как лучше.

— Я хотел, но не получилось.

— Я хотел доложить, но вас не было.

— Я сказал, а он не сделал.

— Меня в то время не было, кажется, болел (был в отпуске).

Начальник отдела».

Эту штуковину я тут же, согласно приказу, прилепил в нашем кабинете рядом с «Листком гнева», на котором нарисован взбешенный слон и написано:

«В случае припадка ярости скомкать и швырнуть на пол».

— Это чего за настенная агитация? — заинтересовался Арнольд, слегка опухший после того, как вчера «карнавалил» — то есть бухал до потери пульса со следовательшами и операми из Центрального РУВД. Кажется, не было в милиции тех, с кем бы он не гудел.

— Распоряжение начальника, — многозначительно произнес я.

— Ну вот. А Машу с «Уралмаша» отодрали, — обиделся Арнольд.

Маша с «Уралмаша» — это голая девка с плаката «Плейбоя», которую месяц назад с утра пораньше налепил Арнольд на стену, а через полчаса кабинеты обходил начальник РУВД — человек старорежимной закалки. Это надо было видеть. Тогда и изрек начальник классическую фразу, притом явно не его, говорят, она ходила еще в Советской армии:

— Что это за шлюха?! Отодрать и выбросить!

…Арнольд начал внимательно изучать новую бумаженцию.

Трахх, бах — грохот. В кабинет, открыв головой дверь, влетел Рок и упал на пол под ноги Арнольду. Тот ткнул его ногой и спросил:

— С верблюда свалился, дегенерат?

— Споткнулся. — Агент Рок встал как ни в чем не бывало, отряхнулся. И торжественно объявил: — Я всю ночь думал. И решился. Возьмите меня в агенты!

Опять начиналась старая песня о главном.

— Шустрый, — хмыкнул Арнольд. — Электровеником тебе работать с такими замашками.

— Я же с вами работаю. Барыг сдаю. Я на кон свою репутацию поставил!

— Ах, репутацию, — кивнул Асеев. — Да, в мире воротил крупного бизнеса репутация — главное.

— На меня уже косятся. А может, — он шмыгнул носом, потом приосанился, — может, меня убьют.

— И тебя наградят, — поддакнул я. — Посмертно.

Но Рок иронии не почуял. И «Бриллиантовую руку», которую я процитировал, он если и смотрел, то давно забыл. Его голова полна другим — наркоточками, рецептами на колеса, варкой «винта» и, главное, ожиданием того мига, когда вгонит в вену наркотик.

— Ну так возьмете? — проскулил Рок.

— Утро вечера мудренее, — заметил я. — Ты только просишь. А кто такую честь заслуживать будет?

— А чего? Я еще адреса барыг надыбал, — Рок вытащил записную книжку и начал листать.

Затренькал телефон. Арнольд взял трубку.

— Кто? — спросил он. — А почем?.. Когда?.. Ладно, решим. Перезвони. — Он повесил трубку. И сказал: — Рок, пока ты нам мозги трешь, тут народ звонит, головы барыг на блюде принести обещает. Конкуренция, понимаешь.

— И сколько денег на закупку требует? — деловито осведомился Рок.

— Сто баксов, — бросил Арнольд.

— Что?! — истошно завопил Рок. — За сто баксов можно пять точек накрыть!

Я смотрю на Рока с пониманием. Мне где-то даже его жаль, хотя Дядя Ася, например, считает, что жалеть наркомана можно лишь от очень широкой души или от великой наивности.

Року до смерти хочется уколоться. Он еле живой и готов продать кого угодно. Та доза, которая ему досталась после налета на квартиру Вороны, давно уже растворилась в крови. Скоро будет ломка. Скоро мир для Рока станет враждебным и захочется умереть. Говорят, когда ломка у героинщиков доходит до определенной стадии, у них возникает полное ощущение, что мясо отслаивается от костей.

— Поехали, — закричал Рок. — Я барыгу знаю. Он мне доверяет. В дом пустит. Кому не доверяет, тем по дворам скидывает! А меня пустит. Меня все знают! Рок в авторитете!

— А ты, вообще, где три дня был? — Вдруг, будто только увидев, глянул на Рока Арнольд. — Ты, дегенерат, обещал еще позавчера отзвониться!

— На вас работал, — гордо выпрямился Рок. — Точки искал. Удочку закинул. Скоро такой улов будет!

— Ну, ты крутой, — с уважением произнес Асеев.

— Пока еще не крутой. Вот оружие подойдет — буду крутым.

— Так звони своему барыге, крутой! — гаркнул Асеев. — Только треск от тебя идет, как от трансформатора испорченного. А дела нет…

Рок поднял трубку и начал названивать по адресам. На третий звонок ему откликнулись, и он важно начал вещать:

— Валера, что ты мне трындишь? «Чеки» «чеками», а граммы граммами. Возьму десять граммов на реализацию… Что, нет? А когда будет?.. Быстрее, Валера. Быстрее доставай. А то кого получше найду. — Повесив трубку, заявил: — И здесь облом.

— Рок, ты мне надоел, — Арнольд дал ему подзатыльник.

— Во, — Рок поднял руку. — Знаю хазу, где «винт» варят. — Глаза его мечтательно закатились. — Хороший «винт». Ядреный. Неделю назад им вбахался. До сих пор отойти не могу.

Он набрал номер.

— Ерики-маморики. И ее нет!

— Ладно, остынь, — сказал я. Рок с облегчением положил трубку и взглядом преданной дворовой собаки, проспавшей ночного вора, уставился на меня. — Ты насчет порченого героина узнал?

— Узнал, — кивнул деловито Рок.

— И что узнал?

— От него еще три наркома кони бросили. Два на Старогрязевской. И один в поселке Экскаваторный.

— Ха, — с уважением произнес я. Информация у Рока была точная. Наркоманы от передозировки, от полной утери здоровья, от изъеденной печени, да от отказывающего сердца, да от излохматившейся в тряпье нервной системы мрут как мухи каждый день. Но когда у одного за другим морда черная, да пасть открыта во всю ширь, как у демократа на митинге, да еще причина смерти с трудом устанавливается — тут уже прослеживается система. Это — порченый героин. Действительно, таковых за последние дни было три.

— Гнилой героин пошел, — вздохнул Рок. — Барыги нам войну объявили биологическую.

— Тогда уж химическую, — сказал Асеев. Ему, офицеру-ракетчику, виднее.

— Во-во, — кивнул Рок.

— И откуда он идет? — осведомился я.

— Это у Вороны надо спрашивать было.

— Она сказала — Бацилла ей дал.

— Ага… Врет же, стерва. — Рок потер руки.

— Почему?

— Потому что из откинувшихся на Старогрязевской был ее хахаль Робертино. Он через нее «белый» брал. И что вам чутье оперативников подсказывает?