— Так вот, может, ты от него устала и уступишь его мне?

— Нет.

— Меняю на свидание с Джонни Деппом.

— Черис, но у тебя же не назначено свидания с Джонни Деппом.

Она фыркнула.

— Подумаешь. Было бы назначено — будь у меня такое желание. Но, как я понимаю, появление мистера Классного означает, что мы с тобой по магазинам не идем?

— А сама-то ты пошла бы по магазинам на моем месте?

— Смеешься, да? Да у меня произошла бы хирургическая ампутация самой мысли о покупках, а ты ведь знаешь, что это для меня значит.

Черис одарила меня отстраненной улыбкой, оторвавшись на пару секунд от созерцания Дэвида, после чего наконец театрально вздохнула.

— Боюсь, сегодня я нанесу серьезный удар по своему кредитному рейтингу. Нет, правда, я собираюсь сделать много покупок, и если бы нашелся симпатичный, крепкий мужчина, чтобы нести…

— Иди, — сказала я.

Она приподняла изящное плечо и зашлепала по направлению к своей красной тачке с откидным верхом, покачивая бедрами так, что татуированный инопланетянин, можно сказать, прямо-таки вытанцовывал хула.

Ага. Давай-давай, сама потаскай свои пакеты. Не переломишься.

— Могу я кое-что сказать? — спросил Дэвид, снова подавшись ко мне на поцелуйную дистанцию. — Мне ведь известно, как серьезно ты относишься к такому занятию, как хождение за покупками. Мне бы не хотелось становиться на твоем пути.

Это, если кто не понял, он меня дразнил. Я тоже подалась к нему, так что губы соприкоснулись, и заглянула в его горящие бронзовые глаза. Дразниться ведь можно по-разному, и так и эдак. Его зрачки расширились, втягивая меня внутрь.

— До десяти торговый центр закрыт, — прошептала я, прямо в его полураскрытые губы. — Уйма времени.

Он поцеловал меня, и я полностью растворилась в накатившей искрящейся, покалывающей волне жара. Его губы — влажные, настойчивые, страстные — полностью поглотили мое внимание. Я почувствовала, что падаю на него, и больше всего мне хотелось бы оказаться в горизонтальном положении где-нибудь за запертой дверью. Господи, меня всю трясло!

— Мне не хватало тебя, — промолвил он низким, хриплым голосом, прозвучавшим откуда-то из глубины горла. Большие пальцы его рук гладили мои скулы, оставляя жаркие следы, словно при татуировке.

— Докажи это.

— Прямо здесь?

Он опустил взгляд на гравий, асфальт и тощую травку.

— Местечко, конечно, не воодушевляет. Но, с другой стороны, я помню, как ты любишь публичную демонстрацию страсти.

— Зверь!

Эти невообразимые брови вновь поползли наверх, на опасную высоту. Улыбка помрачнела.

— Ох, лучше тебе не знать, до какой степени это правда.

Я ощутила легкую внутреннюю дрожь. Иногда Дэвид и впрямь казался мне ручным тигром, прекрасным и ужасным. Да, на самом деле он вовсе не являлся таким уж милым, покладистым, добродушным малым, хотя определенно был на это способен. Просто он вообще был способен на что угодно. На все. Джинны — это вам не пушистые кролики, которых можно держать при себе в качестве домашних любимцев, они опасны. Дэвид был со мной нежен, я знала это. Но порой, случалось, мне открывались под этим такие бездонные, мрачные глубины, что голова шла кругом и перехватывало дыхание. И бросало в жар. Боже правый, в такой жар, что это походило на самовозгорание!

И он это, конечно, знал. Я видела по блеску его глаз.

— Сам ведь знаешь, я не боюсь, — вырвалось у меня.

Его руки застыли. Налетевший ветерок пробежался по нам любопытствующими ладошками, взъерошив мне волосы и распахнув его пальто.

Повеяло океаном. Ветви пальм шелестели, раскачиваясь над нашими головами.

— А может, стоило бы. Ты не все обо мне знаешь.

Ну, по большому счету, Дэвид был прав. Он ведь прожил не одну эпоху, был свидетелем возвышения и угасания цивилизаций. Я едва ли знала и малую толику о том, кто он и что собой представляет.

Но порой просто об этом забывала.

— Испытай меня, — сказала я.

Откровенный, яркий флирт Черис заставил меня, ощутив холодок, вспомнить, что я уже больше не очаровательная юная девушка: скоро мне будет впору делать покупки в секции «Женский мир», куда ссылаются на покой приговоренные к смерти тряпки, и читать «Модерн мэтьюрити», иллюстрированный журнал для пенсионеров. Учиться плести кружева и готовить свиной студень. Но я хотела узнать Дэвида. Хотела, чтобы это стало чем-то большим, более глубоким, чтобы было навсегда — во всяком случае, в той мере, в какой понятие «навсегда» применимо ко мне.

— Если мы намерены оставаться вместе, ты не можешь всегда демонстрировать мне лишь свою хорошую сторону. Я понимаю это. И не боюсь.

Вид у него сделался необычно торжественный: он не моргнул, но во взгляде его снова появился намек на что-то тигриное.

— Не думаю, чтобы ты понимала, о чем говоришь.

Я вздохнула.

— Да уж конечно, само собой, куда мне. Все, что касается джиннов, это превеликая, мрачная, обалденная тайна, и даже то, что я сама сподобилась побывать в этом качестве, не дало мне возможности…

Он прервал мой монолог медленным, влажным, лишившим меня дыхания поцелуем и запустил пальцы в мои волосы, поглаживая чувствительные места за ушами и на затылке… Нить своих мыслей я утратила.

Что позволило мне перескочить на другую тему, когда он дал мне возможность набрать воздуха.

— Тебе нужно домой.

На самом деле это означало вернуться в бутылку, да, самую настоящую, потому что для джиннов существуют бутылки. Непременно стеклянные, затыкающиеся пробками или чем еще, это непременно. Худшим из того, что я видела, была похожая на мыльный пузырь тончайшая бутылочка из-под туалетной воды, хранившаяся в подвале Ассоциации Хранителей в задании ООН в Нью-Йорке: казалось, эта хреновина могла разбиться от слишком пристального взгляда. Обиталище Дэвида представляло собой прочную декоративную кухонную бутылку из синего стекла, из тех, в каких хранят ароматические масла или цветную соль. Я держала ее в самом надежном месте, в моей прикроватной тумбочке, вместе с кремами, лосьонами и всем прочим, что не выставлялось на обозрение случайным визитерам. Впрочем, вспомнив о тумбочке, я тут же подумала о кровати, мягких простынях, прохладном океанском ветерке, обдувающем мою кожу…

— Да. Двигаем домой.

Его ладони скользнули вниз, по моим плечам, потом по рукам, пока он их не убрал. А их тепло осталось на моей коже. Как послевкусие.

Моя машина была припаркована в дальнем углу площадки, в стороне от прочих. Это был полуночно-синий «Додж-Випер»: среди машин, на которых мне доводилось ездить, эта занимала в моем сердце второе место. Первое принадлежало «Мустангу», тоже полуночно-синего цвета. Эта машина, которую я называла «Далилой», была уничтожена примерно тогда же, когда я познакомилась с Дэвидом, словно я должна была отказаться от одной любви ради другой.