Затем он взял мою руку и что-то в нее вложил. Я посмотрел на ладонь, увидел зеленую веточку папоротника, но не нашел в этом никакого смысла и пожал плечами. Эльхстан жестом предложил мне понюхать листья. Я потер веточку между пальцев, поднес ее к носу, ощутил тухлый запах гнилой петрушки и понял, что это не папоротник, а болиголов. Мне не раз доводилось видеть, как дохли свиньи и овцы, пощипавшие этой травки. Сначала животные возбуждались, затем их дыхание замедлялось, ноги и уши становились холодными на ощупь. Они распухали, источали зловоние и погибали.

Я выбросил листья, поплевал на пальцы и вытер их о рубаху. Эльхстан надул щеки и изобразил крестное знамение.

— Вульфверд? — шепотом спросил я.

Старик кивнул, заметил кубок Гриффина, поднял его с земли и сделал вид, будто что-то подсыпает в мед. Глаза мастера, скрытые густыми седыми бровями, превратились в узкие щелочки. Он обернулся и посмотрел на Сигурда, который сидел, прислонившись к западной стене, рядом со своим большим круглым щитом, железным шлемом и тяжелым зловещим мечом.

Я стиснул плечо Эльхстана и прошептал:

— Вульфверд собирается отравить ярла Сигурда, да? Ты видел, как он собирал болиголов?

Старый столяр быстро огляделся по сторонам, убеждаясь в том, что никто из язычников, лежащих рядом с нами, ничего не услышал и не понял. Затем он посмотрел на меня, сверкнув глазами.

Я медленно кивнул, признавая справедливость его укора, и пробормотал:

— Он сошел с ума.

Эльхстан поморщился, соглашаясь со мной, затем указал на дверь зала, встал и жестом предложил мне следовать за ним. Стараясь не разбудить спящих, я поднялся на ноги и бесшумно вышел следом за Эльхстаном, на ходу расстегивая ремень, словно собирался облегчить мочевой пузырь.

Ночь была темная и безлунная. Две собаки дрались из-за кости, на которой еще осталось немного мяса. Чей-то гусь удрал из сарая и теперь сидел на соломенной крыше дома кузнеца Сиварда, расправив крылья и гордо гогоча. Но остальные обитатели деревни спали. Мне показалось, будто я услышал шум прибоя, набегающего на скрытый за черными холмами южный берег. Эльхстан сунул руку в мешочек на поясе и протянул мне что-то, не отрывая от меня глаз.

В этот момент я увидел Алвунну, ту самую девчонку, с которой валялся в траве после пасхального пиршества. Она стояла в тени нависающей крыши и смотрела на моего мастера, ломая руки. По всклокоченным светлым волосам я заключил, что старик вытащил ее из постели. При виде Алвунны у меня внутри все перевернулось.

— В чем дело, Эльхстан? — спросил я, взглянув на маленький нож с костяной рукояткой, который он мне вручил.

Через отверстие в рукоятке был пропущен кожаный шнурок. Раздраженный старик кивком подозвал Алвунну, и та вышла из тени. Ее полные губы изогнулись в слабой улыбке. Она кашлянула и снова взглянула на Эльхстана, ища у него поддержки. Тот кивнул и пробормотал что-то нечленораздельное.

— Привет, Озрик, — тихо промолвила Алвунна.

Внезапно смутившись, она широко раскрыла глаза и провела рукой по волосам. Девушка смочила слюной палец и тщетно попыталась пригладить непокорную прядь.

— Что ты здесь делаешь, Алвунна? — спросил я, чувствуя, как у меня в промежности разливается тепло. — Почему ты в одной ночной рубашке?

Она как-то неловко переступала с ноги на ногу. Я нахмурился и посмотрел на Эльхстана, но тот лишь нетерпеливо махнул рукой.

— Этот нож, Озрик, — сказала Алвунна, кивая на то, что было зажато у меня в руке. — Он очень важен.

— На вид в нем ничего важного нет, — ответил я, проведя пальцем по тупому лезвию. — Нужно будет здорово повозиться, чтобы освежевать им зайца.

Старик выхватил у меня нож и поднес к моему лицу. Я забрал его назад и разглядел рукоятку, вырезанную из белой кости. Две змеи извивались, каждая старалась ухватить себя за хвост.

— Хорошая работа, — согласился я. — Ее выполнил язычник.

Эльхстан что-то промычал, а я пожал плечами и заявил:

— Ничего не понимаю. Зачем вы показали мне этот нож?

— Я была там, Озрик, когда тебя нашли, — чуть ли не извиняясь, сказала Алвунна.

— Ну и что? — недоуменно спросил я.

Эта история была мне хорошо знакома. Меня нашли на старом кладбище к юго-востоку от Эбботсенда. Никто не знал, как я туда попал. Я был без сознания, а когда очнулся, мой рассудок оказался таким же пустым, как бочонок из-под меда на свадебном пиршестве.

— Твоя голова была в крови. Все решили, что ты мертв, — продолжала Алвунна. — Но когда тебя перевернули лицом вверх, ты посмотрел на нас. Вульфверд увидел… — Она запнулась и указала на мой глаз, залитый кровью. — Да, он выругался и заявил, что на тебе лежит печать сатаны. — Девушка осенила себя крестным знамением, испугавшись собственных слов.

— Мне повезло, что старику Эльхстану лишняя пара рук была нужна больше, чем проповеди Вульфверда, от которых пахнет нечистотами, — сказал я, улыбнувшись старому столяру, и тот снова замычал.

Однако Алвунну мои слова привели в ужас. Она испуганно огляделась по сторонам, убеждаясь в том, что мы одни. Две собаки, вероятно учуявшие зайца, внезапно с громким лаем рванули в ночь.

Девчонка поморщилась и сказала:

— Эльхстан нашел этот нож у тебя на шее и снял до того, как его успели увидеть Вульфверд и остальные. — Она посмотрела на старика. — Эльхстан испугался за тебя. Это языческий нож, Озрик, — продолжала Алвунна, делая упор на этом определении. — Если вспомнить еще и твой глаз…

Девушка пожала плечами и снова смущенно умолкла. Ей словно было стыдно за то, как ко мне относились жители Эбботсенда, но в то же время она понимала их побуждения.

— Как я уже говорил, старику был нужен подмастерье, — произнес я, снова разглядывая нож, теперь уже очень внимательно.

— Ты точно не помнишь ничего о том, как попал сюда? — спросила Алвунна, опять безуспешно борясь с непокорной прядью.

Я покачал головой и ответил:

— Я очнулся дома у Эльхстана. До этого был без сознания. Ты с самого начала знала об этом ноже? — Алвунна кивнула в ответ. — А кроме тебя еще кому-нибудь об этом известно?

— Чего ты боишься, Озрик? К тебе и так относятся хуже некуда. — Девушка грустно усмехнулась, а я нахмурился. — Нет, об этом не знает больше никто. — Она взглянула на Эльхстана. — Мне пора идти. Если мама узнает, что я была здесь…

Старик кивнул и в знак благодарности прикоснулся к ее плечу. Алвунна бросила на меня прощальный взгляд и бегом скрылась в темноте, поднимая подол ночной рубашки, чтобы не испачкать его в грязи.

— Старик, зачем ты мне все это рассказываешь именно сейчас? — спросил я, привязывая нож к поясу.

«Алвунна была права. Чего мне теперь бояться? Два года меня ненавидели, но оставляли в покое, потому что я работал подмастерьем у Эльхстана. Но больше я не буду прятаться за спиной старого столяра».