Тем не менее существуют способы передачи на иностранном языке некоторых характеристик высказывания, выходящие за пределы тех довольно узких представлений о значении, из-за которых переводить становится проще, но скучнее. Возьмем, к примеру, звучание — а не значения слов — известного стишка:

Попробуем передать это звучание — не значение — на французском. Очевидно, что в точности сделать это невозможно, потому что у французского языка другой набор звуков. Но можно их сымитировать, используя самые близкие к английским французские звуки. Затем можно записать эти звуки так, как они были бы записаны по-французски, будь это французские слова:

Можно ли это назвать переводом? Да, но при одном условии: если бы вместо «перевод» мы говорили «произнесение» или «повторение». В настоящее время звуковой перевод (называемый также омофоническим), пример которого мы только что привели, имеет мало практических применений, но с исторической точки зрения он был одним из основных способов наращивания нашего словаря. На протяжении столетий носители английского, контактируя с представителями десятков других культур, слушали используемые ими слова, повторяли эти слова, заменяя их звуки английскими, и создавали новые слова вроде bungalow, cocoa, tomato, potato[3]. Точно так же теперь носители других языков, налаживая плодотворные торговые и культурные связи с носителями английского, переводят английские термины в звуковую систему своих языков, создавая новые слова на китайском (kù — крутой), французском (le footing — бег трусцой), японском (smāto — щегольской, изящный), немецком (Handy — мобильный телефон) и других языках — слова, которые носители английского понимают с трудом или вообще не понимают[4].

Заимствованные слова (или более общо: впитывание одним языком словаря, синтаксиса или звуков другого языка при общении носителей этих языков) в переводоведении обычно не рассматриваются. И действительно, с традиционной точки зрения универсальный, вероятно, прием искаженного повторения того, что вы не очень-то поняли, — это процесс, противоположный переводу, при котором вы пересказываете своими словами то, что поняли. С другой стороны, языковые заимствования между соприкасающимися культурами — это основа межкультурных коммуникаций, а именно этим и занимается переводоведение.

На практике профессиональные переводчики часто прибегают к звуковому переводу. Переводчику рассказа Александра Солженицына «Один день Ивана Денисовича», в котором был впервые описан советский ГУЛАГ, пришлось придумывать обозначение для тамошних обитателей, называемых по-русски зэками (от слова заключенный). Он решил называть их zeks. В русском языке такого слова быть не может. Это звуковой перевод русского корня зэк с добавлением английского окончания множественного числа[5]. Если перевод — это просто передача смысла из одного языка в другой, то zeks — вообще не перевод и к тому же не английское слово. Однако ясно, что это не так. Перевод включает в себя массу вещей, которые не подпадают под обычные определения. И гораздо интереснее расширить наше понимание перевода, чем отвергать вариант переводчика Солженицына из-за его отсутствия в словарях. Такой отказ был бы выплескиванием из ванны ребенка вместо воды.

Общеизвестно, что перевод не заменяет оригинала.

Очевидно также, что это неверно. Переводы заменяют оригинальные тексты: их читают, когда недостаточно хорошо знают язык оригинала.

Утверждение, что перевод не заменяет оригинала, — не единственный пример избитых истин, которые оказываются ложными. Мы бездумно повторяем «тайное всегда становится явным» и «воровством богатства не наживешь», хотя семейные скелеты остаются накрепко запертыми в шкафах, а русские мафиози преспокойно загорают на французской Ривьере. Подобным афоризмам не нужно быть истинными, чтобы приносить пользу. Обычно их произносят, чтобы предостеречь, утешить или подбодрить людей, оказавшихся в определенных обстоятельствах, а вовсе не для разработки теории правосудия или криминалистики. Вот почему утверждение, что перевод не заменяет оригинала, вводит в заблуждение только тех, кто принимает его за чистую монету. И просто удивительно, сколько людей попадается в эту ловушку.

Когда вы говорите «воровством богатства не наживешь» подростку, который пытался стащить с прилавка компакт-диск, не имеет значения, верите вы в это или нет. Вы просто пытаетесь с помощью этого клише побудить юное существо следовать восьмой заповеди.

Точно так же учитель, поймавший учеников за чтением повести Камю «Посторонний» на английском, хотя им было задано прочесть ее по-французски, может сделать им выговор, заявив авторитетным тоном: «Перевод не заменяет оригинала!» Ученики знают, что это неправда, потому что их как раз на такой замене и поймали. Но они понимают, что этой избитой фразой учитель хотел сказать нечто иное — и действительно верное: только чтение на французском поможет им совершенствоваться в иностранном языке. Учитель просто хотел заставить их потрудиться, а вовсе не излагал свои взгляды на вопрос соответствия оригинала и перевода.

Ученики в конце концов завершают учебу, поступают на работу, и некоторые становятся литературными критиками. Рецензируя иностранное произведение, переведенное на английский, и не зная, что написать, они могут повторить услышанное в школе предупреждение. Однако, как и многие другие высказывания, смысл утверждения «перевод не заменяет оригинала» существенно меняется при изменении контекста.

В новом контексте оно означает, что рецензент обладает достаточными познаниями об оригинале, чтобы утверждать, что перевод не может его заменить. Независимо от того, читал ли рецензент оригинал, утверждением, что перевод его не заменяет, он берет на себя определенную ответственность.