Резкий ответ Мэриан оказался ударом, к которому она, очевидно, постаралась разными способами подготовиться, тем не менее в нем прозвучала и неожиданная нота непосредственности. Мэриан вполне ожидала, что сестра напугается, но здесь был случай особый, даже грозящий бедой.

– Ну что же, твои личные дела – это твои личные дела, и ты можешь сказать, что нет никого, менее меня имеющего право читать тебе проповеди, но все равно, даже если ты в результате навсегда отречешься от меня, умоешь, так сказать, руки, я не стану на сей раз таить от тебя, что считаю тебя не вправе, при том, в какой ситуации мы все находимся, взять и загубить свою жизнь, бросившись в бездну.

Происходило это после детского обеда, который одновременно был и обедом их матери, но их молодая тетушка как-то ухитрялась в большинстве случаев не превратить его в свой ланч; две молодые женщины все еще сидели перед скомканной скатертью, разбросанными передничками, выскобленными тарелками, вдыхая душный запах вареной еды. Кейт вежливо спросила, нельзя ли ей немного приоткрыть окно, на что миссис Кондрип, вовсе не вежливо, ответила, что она может поступать, как ей заблагорассудится. Очень часто она воспринимала такие вопросы так, словно они бросали тень на непорочную сущность ее малышей. А четверо малышей уже удалились, в суете и шуме, под небезупречным руководством маленькой ирландки – гувернантки, которую их тетка выискала для них и грустную решимость которой не продолжать долее это ничем не увенчанное мученичество Кейт все основательнее подозревала. Мать же малышей казалась теперь Кейт, считавшей изменение сестры результатом того именно, что Мэриан стала их матерью, совершенно иным человеком, совсем не той мягкой и доброй Мэриан, какой была в прошлом; вдова мистера Кондрипа очень выразительно затмила прежний образ. Она была чуть более, чем обтрепавшийся реликт собственного мужа, очевидный прозаический его результат, словно ее каким-то образом протащили сквозь него, как сквозь тесный дымоход, лишь затем, чтобы вытащить наружу помятой, никчемной и опустошенной, не оставив в ней ничего, кроме того, что объяснялось влиянием мужа. Лицо у нее стало красным, она пополнела, хотя и не была еще слишком толстой, а эти черты не так уж подобают глубокому трауру. Мэриан становилась все меньше и меньше похожей на кого-либо из семейства Крой, особенно – на Кроя в беде, и все больше – на двух незамужних сестер мистера Кондрипа, навещавших ее довольно часто, а на взгляд Кейт, слишком часто, и остававшихся гостить слишком долго, следствием чего становилось неминуемое посягательство на чай и хлеб с маслом, то есть возникали проблемы, по поводу которых Кейт, не вовсе незнакомая со счетными книгами торговцев, испытывала некие чувства. По поводу этих чувств Мэриан была особенно обидчива, и ее ближайшая родственница, все видевшая и все взвешивавшая, отмечала как странность, что сестра воспринимает любое рассуждение об этих чувствах как рассуждение о ней самой. Если всякий брак непременно делает с тобой такое, она – Кейт Крой – поставит замужество под вопрос. Во всяком случае, здесь был печальный пример того, что́ мужчина – да еще такой мужчина! – может сотворить с женщиной. Ей было хорошо видно, как парочка сестер Кондрип давит на вдову их братца по поводу тетушки Мод, которая, в конце концов, ведь не была их теткой, как понуждают Мэриан болтать и даже чваниться, за бесчисленными чашками чая, которые они поглощали, по поводу Ланкастер-Гейт, превращая ее в существо, гораздо более вульгарное, чем мог бы стать – казалось, им такое на роду вообще не написано – любой из Кроев, беседуя на подобную тему. Сестры Кондрип выкладывали Мэриан все как на ладони, растравляли рану, утверждали, что следует не сводить глаз с Ланкастер-Гейт, что именно Кейт, и никто другой, должна это делать. Так что наша юная леди, странным или, скорее, печальным образом с уверенностью ощутила, что она собственной персоной оказалась гораздо более доступным предметом для обсуждения с их стороны, чем они, в свою очередь, с ее. Самым красивым в этой истории было то, что Мэриан вовсе их не любила. Однако они ведь были Кондрипы, они возросли рядом с розой; они были почти как Берти и Моди, как Китти и Гай. Они говорили с Мэриан о покойном муже, чего никогда не делала Кейт, это были отношения, при которых Кейт могла лишь слушать, не произнося ни слова. Она ведь не могла слишком часто говорить себе: «Если замужество делает с тобой такое, то…!» Можно легко догадаться поэтому, что иронический луч ее скепсиса падал как раз на то поле, где Мэриан взрастила свое предостережение.

– Я не совсем понимаю, – ответила она, – в чем же, по-твоему, конкретно кроется поджидающая меня опасность? Уверяю тебя, у меня и в мыслях нет «бросаться» куда бы то ни было. Я и так в настоящий момент чувствую себя в значительной степени брошенной.

– Разве ты не чувствуешь, – Мэриан наконец-то высказала все, о чем молчала, – желания выйти замуж за Мертона Деншера?

Кейт помолчала с минуту, чтобы достойно встретить этот вопрос.

– А ты полагаешь, что, если бы я чувствовала такое желание, я была бы обязана тебя предупредить, с тем чтобы ты могла вмешаться и отвести меня от края бездны? В этом твоя идея? – спросила Кейт. Потом, так как ее сестра тоже сделала паузу, она заметила: – Не знаю, что заставляет тебя говорить о мистере Деншере.

– Я говорю о нем просто потому, что ты о нем не говоришь. Никогда не говоришь, вопреки тому, что я знаю, – вот что заставляет меня о нем думать. Или, пожалуй, это заставляет меня думать о тебе. Если ты до сих пор не понимаешь, на что я ради тебя надеюсь, о чем я для тебя мечтаю – при всей моей привязанности к тебе, – тогда все мои попытки рассказывать тебе об этом бесполезны. – Но Мэриан очень разгорячилась, убеждая сестру, и у Кейт возникла уверенность, что она обсуждала мистера Деншера с обеими мисс Кондрип. – Если я называю имя этого человека, то лишь потому, что я так его боюсь. Если хочешь знать, он вызывает у меня ужас. Если ты действительно хочешь знать, фактически он мне не нравится настолько же, насколько я его боюсь.

– И ты тем не менее не считаешь опасным говорить мне о нем гадости?

– Да, – призналась миссис Кондрип, – я считаю, что это опасно, только как я могу говорить о нем иначе? Смею сказать – я даже допускаю, что совсем не должна бы говорить о нем. Только я и правда хочу на сей раз, как я уже говорила, чтобы ты об этом знала.

– Знала о чем, моя дорогая?

– Что я должна считать это, – тотчас же ответила ей Мэриан, – безусловно самым плохим из всех событий, происходивших с нами до сих пор.

– Из-за того, что у него нет денег? Ты это имеешь в виду?

– Да, но не одно это. Из-за того, что я в него не верю.

Кейт оставалась вежливой, но лишь машинально.

– Что ты имеешь в виду, говоря, что не веришь в него?

– Ну, я уверена, он никогда не добьется денег. А они тебе очень нужны. Ты должна их иметь. И будешь их иметь.

– Чтобы давать их тебе?

Мэриан встретила этот вопрос с готовностью, практически – с дерзостью.

– Прежде всего чтобы иметь их. В любом случае – чтобы больше не продолжать существование без денег. А тогда мы увидим.