— А изнасилование, вы сказали, исключено? — уточнил Босх.

— Хотя никаких следов обнаружено не было, сексуальная мотивация, безусловно, присутствовала. Даже если не принимать во внимание следы спермы, это классический случай преступления ради ощущения власти, совершенного человеком, никакого веса в этом мире не имеющим. Он действовал импульсивно, повинуясь порыву. По мнению тогдашних обвинителей, сперма на платье также укладывается в общую картину — считалось, что после убийства он стал мастурбировать и случайно оставил след, хотя и не каплю, а мазок, едва заметный.

— Думаю, наш повторный анализ ДНК поможет это объяснить, — вставил Холлер.

— Возможно, — согласилась Макферсон, — но пока давайте не будем касаться новых данных. Останемся в рамках событий восемьдесят шестого года.

— Хорошо, продолжай.

— Теперь то, что содержится в деле, но не попало в обвинительное заключение. За два месяца до суда следователю позвонил заключенный из соседней с Джессапом камеры, некий…

— Понятно, тюремный стукач, — усмехнулся Холлер, — на моей памяти ни один не говорил правды, и между тем обвинители никогда не отказываются от их услуг.

— Я могу продолжить? — язвительно осведомилась она.

— Пожалуйста.

— Некий Феликс Тернер, рецидивист-наркодилер — из тюрьмы почти не вылезал, так что изучил все правила лучше самих охранников и стал со временем дежурным. Он обычно разносил еду заключенным, которые содержались в строгой изоляции. Тернер показал на допросе, что слышал от Джессапа подробности преступления, которые мог знать только убийца. К примеру, о том, что девочку нашли босой и что преступник вытерся ее платьем после мастурбации. Об отсутствии признаков изнасилования прессе не сообщалось.

— Значит, они поверили и сделали его главным свидетелем, — хмыкнул Холлер.

— Да, поверили и привлекли свидетелем. Не главным, конечно, однако его показания были важны. А четыре года спустя на первой странице «Лос-Анджелес таймс» появилась статья о Дятле Тернере, профессиональном тюремном стукаче, который за семь лет выступал свидетелем обвинения по шестнадцати уголовным делам в обмен на смягчение сроков и другие поблажки вроде отдельной камеры, легкой работы и сигарет.

Босх хорошо помнил тот скандал в начале девяностых, один из самых громких за десятилетие, от которого окружная прокуратура долго не могла отмыться. В результате правила использования информаторов в судебных процессах пришлось существенно ужесточить.

— Таким образом, — продолжила Макферсон, — Тернер был дискредитирован. Выяснилось, что он нанимал частных сыщиков со стороны, чтобы получать информацию о расследованиях. С тех пор, конечно, многое изменилось…

— Недостаточно изменилось. — Холлер покачал головой. — Тюремные стукачи по-прежнему пользуются спросом.

Она недовольно нахмурилась.

— Может, вернемся к нашему делу?

— Конечно.

— Когда вышла статья в «Таймс», Джессап уже был осужден и отбывал пожизненный срок в Сан-Квентине. Само собой, он тут же подал апелляцию, указывая на злоупотребления полиции и обвинителей. Результата это не возымело: все инстанции согласились, что, хотя использование Тернера в качестве свидетеля было недопустимо, его показания не могли повлиять на решение присяжных и приговор. Остальные доказательства сочли достаточными.

— Кто бы сомневался, — буркнул Холлер. — Честь мундира…

— Кстати, через год после выхода статьи Феликса Тернера нашли убитым в Западном Голливуде, и дело так и не было раскрыто.

Холлер кивнул:

— Собаке — собачья смерть.

Некоторое время все молчали, потом Босх спросил:

— Волосы жертвы из машины Джессапа сохранились?

— Да, — ответила Макферсон. — Делу двадцать четыре года, но его никогда не оставляли в покое, так что непрерывные жалобы Джессапа пошли нам впрок. Все вещественные улики остались в целости. Хотя это дало ему возможность провести тест ДНК, зато и нам есть что использовать. А по поводу волос Джессап с первого дня заявлял, что их подбросила полиция.

— Думаю, и теперь он вряд ли изменит тактику защиты, — заметил Холлер. — Мол, девочка ошибочно опознала его под давлением, а потом — сплошная подстава. В восемьдесят шестом это не прокатило, но с тех пор много чего случилось: избиение Родни Кинга, бунт девяносто второго, дело О. Джей Симпсона, коррупционный скандал Рампарта и прочее. Теперь, возможно, и прокатит.

— Выходит, у нас не так много шансов? — Босх задумчиво пожевал губами.

Холлер взглянул на Макферсон:

— Судя по тому, что нам пока известно, я имел бы куда лучшие шансы, играя за другую сторону.

Глаза ее потемнели.

— Что ж, можешь перейти.

— Нет, теперь это мое дело, пусть и проигрышное… и потом, не так уж часто мне приходилось выступать на стороне власти и порядка. Вдруг понравится.

Холлер улыбнулся, но она, похоже, не оценила юмора.

— А что стало со старшей сестрой? — спросил Босх.

Макферсон повернулась к нему:

— Это очередная проблема. Саре должно быть уже тридцать семь. Найти ее пока не получается. Родителей в живых нет: родного отца она потеряла в семилетнем возрасте, мать покончила с собой на могиле Мелиссы через три года после убийства, а отчим спился и умер шесть лет назад, не дождавшись операции по пересадке печени. Наш специалист поискал по компьютеру — следы Сары Лэнди теряются примерно тогда же. Последний раз ее видели в Сан-Франциско. В год смерти отчима у нее закончился условный срок за оборот психотропных средств. Два раза побывала замужем, несколько раз арестовывалась за наркотики и мелкие преступления, затем пропала из виду. То ли умерла, то ли взялась за ум. Если бы просто сменила имя, то отпечатки пальцев все равно остались бы в полицейских сводках, но отыскать ничего не удалось.

— Если не найдем ее, рассчитывать нам особо не на что, — сказал Холлер. — Нужен живой человек, который покажет пальцем на преступника.

— Согласна, Сара Лэнди — ключ ко всему делу. Она должна подтвердить присяжным, что не ошиблась двадцать четыре года назад. Иначе у нас только волосы жертвы из машины Джессапа против главного козыря защиты — результатов экспертизы ДНК.

— И мы вылетаем в трубу, — заключил Холлер.

Макферсон молча вздохнула.

— Не беспокойтесь, я ее найду, — сказал Босх.

Собеседники молча взглянули на него.

— Если она жива, конечно.

— Хорошо, — кивнул Холлер. — Это твоя задача номер один.

Босх достал перочинный ножик, висевший на кольце с ключами, и вскрыл красную печать на большой коробке. Он еще не знал, что внутри. Вещественные доказательства, представленные на суде, оставались в прокуратуре, все остальное хранилось в архиве.