командарма и бакенбарды актива. Мундир, а вокруг – синтетические рубашки, последний писк моды.)

* * *

Эта книга – эррата (35) с единственной графой: «следует читать». Руководство. Вы должны поверить в каждую иллюстрацию. Питаться картинками. Игнорировать свидетельства прочих чувств. «Книга о вкусной и здоровой пище» – главный урок коммунизма. По ней никогда ничего не удавалось приготовить.

Фильм Андрея Хржановского назывался «Полторы комнаты». «Книга о вкусной и здоровой пище» сыграла в нем эпизодическую роль. Нарисованный Сталин оживал и обращался с фотографий к маленькому Иосифу Бродскому:

– Ты еврей, мальчик, а евреи едят только мацу. У меня нет мацы. Но для евреев у меня есть хорошая идея. Ты любишь путешествовать? Я позабочусь о вас. В Биробиджане у вас будет много мацы.

Во время варшавского показа я подошел к режиссеру.

– У моей бабушки тоже была такая книга, – выдавил я из себя, призвав остатки русского.

– У всех такая была, – пожал он плечами.

Сахар

На дне ящика лежит картонная коробка. Буквы с трудом различимы, но можно прочитать дарственную надпись: «Иоанне, чтобы жизнь была сладкой», – и дату. Это американский сахар, помощь от ЮНРРА (36). В 1946 году люди делали друг другу такие подарки.

Она так и не открыла упаковку. Со временем швы разошлись. Крупинки сахара шуршат на дне ящика. Я облизываю палец. Сахар как сахар – ничего особенного.

Канада

Потрепанный учебник английского.

«The egg is in the eggcup.

The boy is in the bed.

The girl is in the classroom.

The aeroplane is in the sky.

Where is the egg?

Where is the boy?

Where is the girl?

Where is the aeroplane?»

И ниже – едва различимая приписка карандашом:

«Чит.: эрплейн».

В восьмидесятых годах двадцатого века мама говорила, что хочет уехать в Канаду. Она не подавала документы в посольство. Не заполняла формуляры. Только говорила. Это была ее идея фикс. Универсальный ответ. Последняя разменная монета.

– Так жить невозможно! Нужно ехать в Канаду.

Иногда развивала тему.

– Пойдешь в канадскую школу. Будет нелегко, но ты справишься, – расписывала она нашу предстоящую жизнь. – Отец устроится чертежником – для начала, чтобы проявить себя, потом к нему возникнет доверие и все изменится.

Отцу о своих планах она не говорила. Он и не подозревал, что ему предстоит зарекомендовать себя перед канадскими начальниками. Единственное, что мама сделала для отъезда, – записалась на курсы английского для взрослых. После обеда она ходила на занятия.

– Когда зазвонит будилка, выключи кастрюлю. Не забудешь?

Мама заглядывает в свои записи. Тетрадка вся изрисована, уголки загнуты. Она учится по учебнику для школьников.

– Нам дали домашнее задание, – говорит мама. И добавляет: – Сегодня мне нужно рассказать, чем занимается мой папа.

– Твой папа, – повторяю я.

Я всегда этого боялся. Однажды прозвучит вопрос, на который нет ответа. Вопрос о том, что мы еще не проходили. Про отрицательные числа. Или про Центролев (37).

– Но он умер. И что ты собираешься говорить?

– Что он умер.

– Как это будет по-английски?

– Я что-нибудь придумаю.

Но, похоже, она ничего не придумала, потому что вскоре перестала ходить на английский. Через год – два увлеклась похудением. Потом сменилась власть. Несколько лет она была счастлива. Счастливее.

Прогноз погоды

Я нашел хилую стопку. В шестидесятых издатели еще не стыдились маленьких книжек. Печатали тонкие томики, не мудрили с шириной полей, размером шрифта и интерлиньяжем.

Тот сценарий писался по рассказу Маре-ка Новаковского (38). Действие происходит лютой зимой. Старики из дома престарелых обнаруживают, что директор закупил большую партию гробов. Они впадают в панику и организуют массовый побег. Их преследуют пожарные – такой поворот событий произошел в результате переговоров с цензурой: власти не согласились ни на милиционеров, ни на военных.

Маме фильм понравился. Через несколько дней она пересказала сюжет своей свекрови: «Старики приходят к выводу, что дирекция собирается их укокошить».

Хуже всего то, что мама ходила в кино с приятелями из-за границы («Руди ничего не понял, пришлось ему объяснять»). Бабушка всегда остерегала: не жалуйтесь при людях оттуда. Это все равно что задрать на голову камзол и панталоны и показать миру, что птица сделала со своим собственным гнездом (39). Решат еще, будто нам от них что-то нужно.

– А после фильма, – продолжала мама, – я сказала: «Смотрите, вот это и есть государство всеобщего благоденствия. Хочешь не хочешь, а будешь благоденствовать до самой смерти».

Она даже не сказала «до сраной смерти». Пассивная агрессия повисла в воздухе, как гуцульский топор.

Критика социальных достижений социализма, да еще Новаковский – а ведь он очень талантливый писатель, бабушка его издавала и любила – ну а теперь? В «Записи» (40). В самиздате. В Париже. Какая жалость.

Бабушка придерживалась мнения, что увлечение политикой обратно пропорционально творчеству. Ей не нравились книги оппозиционных писателей, и в своих суждениях она оставалась объективной и беспристрастной. Такие авторы портились, ступали на скользкий путь. Губили талант назло бабушке.

Тем временем мама остановилась на страшно забавной сцене, когда старики жгли костер и пели «Красный пояс» (41).

– Ну да, – сказала бабушка, – песни нашей молодости.

Мама умела наносить удар незаметно. Но на сей раз ей попалась достойная соперница. Достаточно было лирического:

– Песни нашей молодости.

Гонг. Ни убавить, ни прибавить. Поединок окончен. В машине, когда мы возвращались домой, отец шипел:

– Нужно обладать удивительным тактом, чтобы пересказывать этот фильм семидесятилетней женщине и через слово повторять «старик».

– Твои родители никакие не старики, – ответила мама.

Больше они не проронили ни слова. Шел дождь. На кинотеатре «Москва» светились неоновые буквы, потому что кинотеатр еще не снесли.

Много лет спустя молчаливый Новаков-ский, мастер коротких предложений и тонких книжек, стал любимцем и покровителем правых. Удивительно, но его последователи обожали нагромождения прилагательных. Современные книги тоже становятся все толще и весят все меньше. Главным образом благодаря бумаге со все более высокой пухлостью.

Вырезки

– Наши матери не научили нас готовить, – говорила она. – Нас воспитали домработницы.

Еще она говорила, переходя на единственное число, что домработница тайно ее крестила из воды (что бы это ни значило). Эта отважная женщина спасла душу моей мамы. Но она же не научила ее готовить.

– Наши матери строили коммунизм, – добавляла она.

Именно! Мама моей мамы была относительно неопасным строителем коммунизма. Она оценивала происходящее здраво. Иначе говоря – ее не покидал пессимизм. Она всегда трудилась вдали от передовой – занималась детскими книжками, а в районе 1968 года ее