– Вы ведь грузили с медоборудованием несколько блестящих обручей небольшого диаметра.

Кошкин вспомнил:

– Было дело. Еще подумал, на кой хрен металлолом лишний грузим, но раз в списке есть – пускай будет.

Искин пояснила:

– Обручи используются для синхронного перевода и обучения.

Таким образом негров обучили не только русскому, но испанскому и голландскому языкам. Мало того, тсонга обучились грамоте, и теперь их не узнать. Глаза засветились разумом, и они стали выглядеть людьми, знающими себе цену. Через полторы недели плавания мягко, но настойчиво попросили у хозяев штаны – дескать, негоже цивилизованным и культурным людям ходить нагишом в одной набедренной повязке. Пришлось на первое время конфисковать у экипажа.

До берегов западной Африки добирались месяц, раза два попадали в мертвый штиль – потеряли дней восемь. В Гвинейском заливе, на реке Комоэ, пополнили запасы еды.

Экипаж и часть негров ночевали на берегу, три дня охотились – пополняли запасы.

До Испании оставалось около девяти тысяч километров. Жара с повышенной влажностью достала всех, народ сделался нервным и раздражительным. На «семейном» совете постановили – раз в две недели приставать к берегу, в устье какой-нибудь реки, и давать экипажу отдых, возможность находиться на твердой земле. Негров распределили между матросами, и те учили их разбираться с парусами и прочей оснасткой. В общем, проходили курс молодого бойца, а переводчика, кстати, тоже поднапрягли на это дело. Тсонга к морской науке отнеслись с энтузиазмом и весело скалились белоснежными зубами. Мачо вбил себе в голову сделать из них канониров. Первое время мат стоял по всему кораблю, пока его не урезонил Кошкин:

– Хорош лаяться, Искин все слышит.

Терпенье и труд все перетрут. К концу пятой недели негры вполне грамотно заряжали пушки, производили выстрел, охлаждали орудие уксусом и чистили на вполне приличном уровне. С мушкетами и пистолетами дело обстояло сложнее – на освоение личного оружия понадобилось вдвое больше времени. Особо заметных событий не происходило, не считая того, что на экваторе, в Гвинейском заливе, наших негров посвятили в мореманы: облили каждого из кожаного ведра и дали выпить по глотку морской воды. В районе островов Бижагош двое суток прятались от шторма в крошечном заливе, а через три дня мирную каракку пытались захватить две наглые шхуны с хищными обводами.

Нападение случилось у берегов Мавритании. Во время плавания очень редко попадались суда, шли себе беззаботно под португальским флагом. Да и что с них взять, видно, что не пузатый купец идет, но в этот раз – облом. Чего пираты прицепились, хрен его знает. Примерно так рассуждал Кошкин, разглядывая две чужие посудины, шедшие в кильватере. Иван передал бинокль штурману.

– Хозяин, они напасть хотят, красный флаг подняли.

Кошкин качнулся с пятки на носок, почесал затылок и изрек:

– Как дам знак, сделаешь поворот налево.

– Слушаюсь!

Шхуны постепенно нагоняли каракку. Донесся звук выстрела, и над передней поднялось облако дыма. Ядро, проскакав мячиком по гребням волн, затонуло на отметке двести метров – со шхун тонко намекали лечь в дрейф. Негры освободили от брезента орудийную башенку «Десантника», и Мачо, откинув люк, залез внутрь.

Кошкин кивнул штурману, тот заорал рулевому:

– Поворот!

С немыслимой для данного времени дистанцией в восемьсот метров автоматическая пушка дала короткую очередь: «бу-бу-бум»!

Первая шхуна, получив несколько снарядов в нос на уровне ватерлинии, стала тонуть, зарываясь мордой в воду, вторая поспешила ей на помощь. «Божий промысел», встав на курс, продолжил плавание. Сказать, что экипаж был в шоке, – значит, ничего не сказать. С выпученными глазами они наблюдали скоротечный бой, и Кошкин с Юсуповым всерьез опасались, что у португальцев разовьется «базедова болезнь». Одним неграм все было по барабану, ну дак им не с чем было сравнивать.

Плавание продолжилось дальше в спокойной и безмятежной обстановке вплоть до Марокко. Здесь они подверглись нападению магрибских пиратов, причем в паскудное время – за час до рассвета. Тревогу подняла Искин. Миг – и сна ни в одном глазу. В полумарке серыми тенями скользили галерные шебеки. Кошкин насчитал семь штук, они подбирались с двух сторон. Два чернокожих телохранителя молча сняли брезент с машины. Пираты толпились у бортов, готовясь к абордажу. Каракка по приказу Кошкина пошла змейкой, меняя галсы – иначе с пулемета плохишей не достать. ПКТ залаял короткими, экономными очередями, сметая живую силу неприятеля. Послышались крики, стоны. Кошкин расстрелял бандитов, словно в тире, с трехсот метров. На каракке заполошно забегал экипаж, разбуженный пулеметной стрельбой. Досмотровая команда, составленная из одних тсонга, вооруженных мушкетами, осмотрела захваченные шебеки. Гребцов-невольников освободили, раненых и убитых пиратов выкинули за борт, предварительно забрав у них все ценное. В качестве трофеев забрали много оружия, оставив небольшую часть бывшим невольникам. Те буквально встали на колени, благодаря своих освободителей. На одной посудине обнаружился свой – русский, его забрали с собой. Днем галерника подстригли, побрили, и он из захудалого старика превратился в молодого мужчину. Рванину его выкинули, самого отмыли и приодели. Русич назвался Никитой Тверским, из казаков, в стычке на землях Дикого Поля попал в плен к крымчакам. Те продали его туркам, а после них попал на галеру – ворочал веслом уже третий год. Узнав, что каракка держит путь в Голландию, а там рукой подать до Московии, Никита заплакал.

– Не чаял уже увидеть родную землю, десять лет в неволе. Спаси вас Христос, бояре, помогите. А я отслужу, ей-Богу, – он истово перекрестился трижды и бухнулся на колени.

Кое-как подняли, успокоили.

– Если хочешь, сам домой от голландцев добирайся, денег дадим. А пожелаешь, вернешься с нами, нам чуток задержаться надобно в Европах, на год-другой. Но после прямиком на Русь-матушку.

– Если можно, я с вами. Языков не знаю, а народишко там склизкий, опять в полон попаду.

– Ну дело твое, вливайся в коллектив. Паруса знаешь как ставить?

– Дык, дурное дело нехитрое.

– Тогда иди отъедайся на камбуз, три дня тебе отдыха. – Уно, Никиту определи со своими ребятами, он наш человек, имей в виду.

– Как скажешь, господин, и переводчик поспешил вслед за Никитой на камбуз.

В первых числах сентября легли в дрейф у берегов Испании – ждали «Золотой флот». Стоянка затянулась, и лишь на одиннадцатый день появился большой караван судов, прущий из Южной Америки. Искин насчитала тридцать восемь вымпелов. Из них двенадцать явно военные, видимо, охрана. Мачо радостно потирал ладошки:

– Ох, и пограбим, ешкин кот.

По сравнению с грозными испанцами с их трех-четырехпушечными палубами на трехмачтовых линейных кораблях, «Божий промысел» выглядел бледно – утлое суденышко, эдакий гадкий утенок.