Стилг смутился:

— Да. Отныне я должен писать портреты кого угодно — фрейлин, кавалеров, горожан, детей, гвардейцев, — но только не Стеллы. Поверьте, уважаемый Болд, я делаю все, чтобы выполнить это условие, — но не могу!

Дожан Болд нахмурился.

— Тогда вам придется покинуть дворец, — заявил он. — Фрейлины очень обижены вашим невниманием к своим особам. Среди них столько красавиц — разве они не достойны кисти Стилга? Мне уже приходилось слышать раздраженные реплики дам на ваш счет. Вторая фрейлина Агнет даже жаловалась правительнице! Но разве только дамы хотят увидеть свой портрет? Сладкоголосый певец Ялон багровеет от ярости, когда кто-нибудь упоминает ваше имя. Все остальные художники умоляют о чести написать его портрет, а вы, Стилг, смотрите на него словно на пустое место. А красноречивейший из Болтунов Цирон? А главный модельер Митрид? А полковник гвардии ее величества Норгон? Я уже не говорю о славном мэре Стелларии достопочтимом Даноре. Все они — достойные, знаменитые люди. Подумайте об этом, молодой человек. Я отвечаю за порядок во дворце, а вы вызываете у многих недовольство. О вас уже начали ходить сплетни, одна злее другой.

— Ну и пусть их, — сказал Стилг и вновь принялся вырисовывать золотистый локон на холсте. — Если этот портрет у меня опять не удастся, я сам уйду из дворца.

Дворецкий не знал, что и сказать. Он бросил последний взгляд на полотно и вынужден был признать: Стелла получилась словно живая. Она стояла в розовом атласном платье на берегу озера с белой гвоздикой в руке и улыбаясь смотрела на белок, резвящихся среди ветвей вековой лиственницы.

«И чего этим художникам надо? — с удивлением подумал Дожан. — Вечно они стремятся к совершенству, вечно недовольны собой. А это приводит к непорядку».

Дожан Болд заглянул на кухню, где повара уже заканчивали приготовление завтрака на двести персон. Здесь дворецкий дал кое-какие указания главному повару Уилбу, а затем вышел из дворца, чтобы подышать свежим воздухом.

Солнце только что поднялось над черепичными крышами Стелларии. Это был красивейший город, во многом превосходящий даже столицу Волшебной страны, Изумрудный город. Правда, в башнях Стелларии не сверкали изумруды, но зато все шпили были покрыты чистым золотом. Стены домов украшали затейливые орнаменты, отчего здания походили на огромные шкатулки. Улицы были широкими, площади просторными. По приказу Стеллы зодчие возвели несколько больших гостиниц, где гости столицы всегда могли найти свободную комнату. Кроме того, в городе было множество школ, в которых дети со всей страны обучались различным искусствам.

Дожан Болд постоял несколько минут возле парадных дверей и уже повернулся, чтобы возвратиться во дворец, как вдруг услышал чей-то низкий, чуть шепелявый голос:

— Болд, подойдите ко мне. Да куда вы смотрите, старый филин!

Дворецкий слегка вздрогнул. Оглянувшись, он увидел пожилую женщину, медленно поднимающуюся по широкой мраморной лестнице. Ее сопровождал молодой Болтун с длинными белокурыми волосами и удивительно красивыми чертами лица. Он был одет в бархатный костюм коричневого цвета с белым жабо и кружевными оборками на рукавах белоснежной рубашки. Глаза у юноши были большими и синими, а ресницы — черными и длинными. Красавчика звали Роголд, он был племянником первой фрейлины Шарлоты.

Старая Шарлота была самой умной, самой ворчливой и самой проницательной дамой Розовой страны. Она пришла во дворец Стеллы еще девочкой и быстро взяла верх над другими придворными. От ее властного, проницательного взгляда робел даже Дожан Болд.

Засуетившись, дворецкий хотел было позвать слуг, помочь Роголду вести старую фрейлину, но потом решил сделать это сам. Он торопливо спустился навстречу Шарлоте и взял ее под левую руку. Вместе с Роголдом они потихоньку, с несколькими остановками, поднялись к парадным дверям и вошли во дворец. Там Шарлота опустилась в первое же попавшееся кресло и, отдышавшись, заявила:

— Все, любезные государи, больше я за город не поеду и тем паче не стану ночевать в деревенской гостинице. Стара я уже трястись по проселочным-то дорогам. Да и к чему? Сколько сил я положила, чтобы найти невесту моему племянничку, а этот олух от всех красавиц нос воротит. Лорона из деревни Васильки — такая милая девушка, а ты толком и рассмотреть-то ее не пожелал. И чего тебе надо, дурачок?

Роголд принял одну из своих многочисленных изящных поз. Уперев левую руку в бок, он картинно откинул голову и приложил ладонь правой руки ко лбу.

— Ох, до чего же я несчастен! — простонал он. — Три года ищу я подругу жизни, но увы — ни одна не может сравниться со мной красотой. Ужель я виноват, что любая выглядит рядом со мной дурнушкой?

Дворецкий с легкой насмешкой посмотрел на племянника первой фрейлины.

— О ваших страданиях, дорогой Роголд, наслышана вся Стеллария, — с мнимым сочувствием произнес он. — Как тут не вспомнить мудрую поговорку: не родись красивым, а родись счастливым!

Юноша принял другую позу — позу глубокого отчаяния. Он чуть отставил назад левую ногу, слегка сгорбился, поник головой и закрыл лицо руками.

— О, как вы правы, уважаемый Болд! Я самый несчастный из Болтунов. В моем израненном сердце сокрыто имя моей возлюбленной, но увы — она слишком высоко вознесена над всеми нами. Нет, не просите назвать ее имя — эту тайну я унесу в могилу!

Дожан Болд нахмурился. О великой тайне красавчика Роголда в столице знала любая сорока. Юноша был влюблен в правительницу Стеллу — впрочем, как почти все кавалеры-придворные, не говоря уже о художниках, певцах, поэтах и всех остальных. И это был непорядок! Стелла ко всем своим бесчисленным поклонникам относилась по-дружески, но даже слушать не желала никаких любовных признаний.

Тем временем фрейлина Шарлота отдышалась. Она ударила племянника своей палкой, впрочем, не больно.

— Ты допек меня своими охами да ахами, балбес, — ворчливо сказала она. — Больше никаких невест искать не стану. А теперь убирайся с моих глаз, глупец!

Роголд трагически всплеснул руками и, роняя на пол крупные слезы, побрел к лестнице, ведущей на второй этаж дворца. Возле ступенек ему попался столик, заставленный блюдами с фруктами и вазочками с мороженым. Увидев их, Роголд сразу же забыл о своем «глубоком отчаянии». С радостным визгом он схватил сразу две хрустальные вазочки и танцующим шагом двинулся дальше.

Шарлота проводила его суровым, но в то же время любящим взглядом.

— Ну что ты с ним поделаешь! — в сердцах воскликнула она. — Роголд — большой ребенок. Я просто не могу на него долго сердиться.

— Вся молодежь такова, — согласился Болд. — Когда я был юношей, то тоже мечтал о правительнице Стелле. Я был тогда наивным и глупым…

— И с той поры вы ничуть не поумнели! — заявила первая фрейлина. — Об этом я и хотела поговорить. Считаю, что Стилг в последнее время ведет себя неподобающим образом. А вы поощряете его, вместо того чтобы призвать к порядку!