Мое увлечение природой началось с этих вылазок. Я откатывал тяжелые стволы, чтобы взглянуть на притаившихся под ними саламандр, забирался на деревья, где мог осмотреть птичьи гнезда и дупла. Все это время я размышлял над большими экзистенциальными вопросами о сути жизни и постепенно понимал: что-то не так в той статической и объективной картине реальности, о которой нам рассказывают на уроках в школе. Животные, за которыми я наблюдал, по-своему воспринимали мир, каждое из них обитало в собственной реальности. Хотя этот мир совсем не походил на среду обитания человека – например, здесь не было никаких парковок и торговых рядов, – он был совершенно реален для всех этих тварей. Что же в таком случае на самом деле происходило во Вселенной?

Однажды я обнаружил старое дерево с узловатой корой и множеством мертвых сучьев. В стволе было огромное дупло, и меня разбирало желание посмотреть, что там внутри, – прямо как тот Джек, который залез в бобовый стебель.[9] Я осторожно снял носки и натянул их на руки, а потом залез обеими руками в дупло. И просто оторопел, когда меня стал бить кто-то сильный и пернатый, когда в мои пальцы вцепились чьи-то когти и острый клюв. Я отдернул руку и обнаружил, что из дупла на меня таращится маленькая совка с распушенными ушками. Это было еще одно существо, чья реальность вдруг пересеклась с моей. Я не обидел своего брата меньшего, а домой пришел немного изменившимся мальчишкой – не таким, каким проснулся утром. Я окончательно убедился, что знакомый мне мир родного дома и улицы является лишь крошечной частью большого мира, наполненного жизнью. Это, конечно, был и мой мир тоже, но он заметно отличался от знакомой мне реальности.

Мне было около девяти лет, когда загадочная и ускользающая сторона жизни с головой увлекла меня. Не осталось никаких сомнений в том, что в основе жизни кроется что-то совершенно необъяснимое, сила, которую я чувствовал, но не мог осознать. Хорошо помню тот день – тот самый, когда я решил изловить сурка, устроившего себе норку рядом с домом Барбары. Ее муж Юджин – мистер О’Доннелл – был одним из последних настоящих кузнецов в Новой Англии. Когда я добрался туда, сразу заметил, что колпак дымовой трубы над его мастерской крутится как бешеный, скрипит и тарахтит. Вдруг в дверях появился кузнец с двустволкой, не удостоив меня даже взглядом, выпалил по колпачку и снес его к чертовой матери. Шум мгновенно прекратился. «Нет, – подумалось мне, – неохота попадать к нему в лапы».

Добраться до норы сурка было не так-то просто – слишком близко она находилась от кузницы мистера О’Доннелла. Помню, я явственно слышал шум от работы мехов, которыми кузнец раздувал огонь в своем горне. Я бесшумно прополз в высокой траве, пару раз наткнувшись на кузнечика или на бабочку. Выкопал ямку под поросшим травой холмиком и установил там новый стальной капкан, который недавно приобрел в магазине хозтоваров. Потом убрал землю от ямки и спрятал капкан у самого ее края. Убедился, что никакие камешки и корни не помешают захлопнуться механизму. Наконец, взял колышек и камнем забил его в почву. Это была моя ошибка. Я так увлекся, что не заметил, как ко мне кто-то подходит. Совершенно оторопел, когда услышал над ухом окрик: «Ты что тут делаешь?»

Рядом со мной стоял мистер О’Доннелл, внимательно и придирчиво рассматривал землю, пока не заметил ловушку. Я сидел как в рот воды набрав, прилагая огромные усилия, чтобы не разреветься.

«Отдай мне капкан, парень, – сказал мистер О’Доннелл, – и идем со мной».

Я слишком его боялся, чтобы перечить. Повиновался ему и поплелся за О’Доннеллом в кузницу. Там мне открылся целый новый мир, увешанный и заставленный всевозможными загадочными инструментами и скобяными изделиями. У стены располагался горн, устье которого было обращено к центру кузницы. Мистер О’Доннелл раздул меха и швырнул мой капкан прямо на раскаленные уголья. Под ним затеплились крошечные язычки огня. Они становились все жарче, пока ловушка со странным хлопком не вспыхнула ярким пламенем.

«Эта штука могла покалечить собаку или даже ребенка!» – сказал мистер О’Доннелл, шуруя уголья длинной вилкой для жаровен. Когда капкан раскалился докрасна, кузнец вытащил его из горна и выковал из металла своим молотом маленький квадратик.

Пока металл остывал, мы безмолвствовали. Тем временем я с интересом осматривался вокруг, цепляясь взглядом за все эти металлические изделия, замки и флюгера. На одной из полок у всех на виду красовалась кованая маска римского воина. Наконец мистер О’Доннелл похлопал меня по плечу и показал несколько набросков, на которых угадывалась фигурка стрекозы.

«Вот что сделаем, – сказал он, – плачу тебе пятьдесят центов за каждую стрекозу, которую ты мне принесешь».

Я сказал, что это было бы интересно. Мы хлопнули по рукам, и я уже был настолько воодушевлен, что совершенно позабыл о сурке и капкане.

На следующий день с самого утра я отправился на луг, вооружившись банкой из-под варенья и сачком. В воздухе гудели всевозможные насекомые, в чашечках цветов копошились пчелы и бабочки, но стрекоз я не замечал. Когда я забрался уже довольно далеко, мое внимание привлекли длинные и лохматые метелки рогоза. Вокруг них летала огромная стрекоза. Не без труда поймав ее, я вприпрыжку дунул в кузницу мистера О’Доннелла. Это место меня манило, хотя еще совсем недавно казалось средоточием ужаса и тайн.

Мистер О’Доннелл взял лупу и аккуратно рассмотрел стрекозу, которую я посадил в банку. Выудил несколько металлических стержней, стоявших у стены. Немного повозившись с молотком, он вручил мне изящную металлическую скульптуру стрекозы. Хотя фигурка и была выполнена из металла, она казалась не менее воздушной и легкой, чем настоящее насекомое. Но мистер О’Доннелл все-таки не смог ухватить всю суть стрекозы. Я в тот момент представлял себе, каково быть стрекозой и видеть мир ее глазами.

До конца моих лет я не забуду того дня. Хотя мистер О’Доннелл уже ушел из этого мира, в его заброшеннной кузнице до сих пор лежит под слоем пыли та железная стрекоза. Вспоминая о ней, я думаю, что жизнь не ограничивается той последовательностью форм и контуров, которые могут иметь материальное воплощение.

Во многих из следующих глав мы обсуждаем вопросы, связанные с пространством и временем и особенно с квантовой теорией. Это поможет нам обосновать концепцию биоцентризма. Однако давайте вновь вооружимся простой логикой и постараемся ответить на простой вопрос: где находится Вселенная? Здесь нам нужно уйти от привычного мышления и «общепризнанных представлений», которые отчасти укоренены даже в самом языке.

С самого раннего детства нас учат, что Вселенную можно разделить на две неравные части: то, что внутри нас, и то, что извне. Это кажется логичным и очевидным. Понятие «я» обычно ограничивается пределами собственного тела, которое человек полностью контролирует. Я могу двигать пальцами рук, но не могу пошевелить вашими пальцами ног. Соответственно, такая дихотомия во многом связана с возможностью или невозможностью манипуляций. Разделительная линия между «я» и «не-я» обычно проводится по коже человека – то есть мы глубоко убеждены, что «я» каждого из нас ограничено пределами тела.