Он снова взялся за бинокль, обратившись, на сей раз, к отелю «Марк Хопкинс», под зеленовато-коричневым, в средневековом стиле, куполом которого располагался бар-ресторан «Наверху у Марка». Собор Благодати на вершине Ноб-Хилл заслоняли высокие здания, зато был хорошо виден модернистский цилиндр собора Святой Марии, возвышавшегося на другом холме, который недавно получил название Соборного. Только тут ему в голову пришла очевидная вроде бы мысль: нужно найти собственный семиэтажный дом. Он видел Корона-Хайтс из своего окна. Следовательно, с вершины холма он сможет это окно разглядеть. Искать его нужно в узкой щели между двумя высотными зданиями, напомнил он себе, и солнце уже должно бить в эту щель, так что освещения хватит.

Как ни странно, дело оказалось очень сложным. Отсюда, с высоты, крыши невысоких домов сливались, практически в буквальном смысле, в море, где нет ни примет, ни перспективы, так что было очень трудно проследить полосы улиц – как на шахматной доске, если смотришь на нее с угла. Это занятие так захватило его, что он напрочь забыл обо всем вокруг. Если б девочки сейчас вернулись и уставились на него, он бы просто не заметил их. Тем не менее, эта дурацкая проблемка оказалась настолько трудной, что он несколько раз был близок к тому, чтобы сдаться.

В самом деле, городские крыши представляли собой целый темный чуждый мир, о котором не подозревали мириады обитающих внизу, мир, без сомнения, со своими жителями, собственными призраками и «параментальными сущностями».

Но он принял вызов и с помощью пары знакомых водонапорных баков, которые, как он знал, стояли на крышах рядом с его домом, и вывески «ОТЕЛЬ БЕДФОРД», намалеванной большими черными буквами высоко на боковой стене соседнего здания, наконец опознал и свое обиталище.

Он целиком и полностью справился со своей задачей.

Да (Бог свидетель!), щель оказалась на месте, и в ней обнаружилось его собственное окно – второе сверху, совсем крохотное, но отчетливо различимое благодаря удачно падающему солнечному свету. И разглядел Франц его как раз вовремя – по стене надвигалась тень, которая вот-вот должна была его закрыть.

В следующий миг руки Франца затряслись, да так, что он выронил бинокль. Хорошо, что ремешок был накинут на шею, иначе линзы разбились бы о камень.

Бледно-коричневый абрис человеческой фигуры высунулся из его окна и помахал, причем ему.

У Франца в голове почему-то всплыло несколько строчек из бессмысленной народной песенки, начинающейся словами:

Но вспомнилось не начало, а последний куплет:

«Ну-ка, бога ради, не горячись! – приказал он себе и, схватив болтающийся на ремешке бинокль, снова поднял его к глазам. – И не пыхти так: ты не бегал».

Ему опять потребовалось некоторое время, чтобы отыскать щель и свой дом (будь оно неладно, это темное море крыш!), но когда удалось, в его окне снова появилась фигура. Бледно-коричневая, как старые кости. «Вот теперь не свихнуться бы! Это ведь могут быть шторы!» – сказал он себе. Просто их ветерком вытащило из окна, которое он, уходя, не закрыл. Среди высоких зданий ветер сплошь и рядом вел себя самым причудливым образом. Пусть дома у него висели зеленые занавески, но их подкладка была как раз такого невзрачного оттенка. И фигура теперь не махала ему рукой (это была всего лишь шутка пляшущего в руках бинокля), а скорее задумчиво смотрела на него, как бы говоря: «Вы решили посетить мой дом, мистер Вестен, поэтому я решил воспользоваться этой возможностью, чтобы спокойно посмотреть на ваш». «Брось! – одернул он себя. – Писательское воображение сейчас нужно нам меньше всего».

Он опустил бинокль, чтобы дать сердцебиению успокоиться, и пошевелил затекшими пальцами. Внезапно его охватил гнев. В своих фантазиях он упустил из виду тот простой факт, что кто-то мог ошиваться в его комнате. Но кто? У Доротеи Луке, конечно, был универсальный ключ, но она никогда не проявляла неуместного любопытства, как и ее брат Фернандо, мрачноватый парень, который занимался уборкой и тому подобным, почти не говорил по-английски, но замечательно играл в шахматы. Неделю назад Франц отдал Гуну дубликат своего ключа – нужно было уйти из дома, а в это время могли доставить посылку, – и так и не забрал его назад. Это означало, что сейчас в его квартире мог быть либо Гун, либо Сол. Или, если уж на то пошло, это могла быть Кэл: она иногда ходила по дому в большом старом выцветшем купальном халате…

И все же – нет, подозревать кого-то из них просто смешно. Но как насчет слов Сола, которые он подслушал на лестнице? Доротея Луке беспокоилась из-за «э-воришки». Это имело больше смысла. «Смирись, – сказал он себе. – Пока ты слонялся здесь, удовлетворяя смутное эстетическое любопытство, какой-то подлый вор, вероятно, под действием сильнодействующих наркотиков, пробрался в твою квартиру и обчищает ее».

Уже чуть ли не в ярости он снова вскинул бинокль и сразу нашел нужное место, но, увы, опоздал. Пока он успокаивал нервы и строил дикие догадки, солнце продвинулось по небу, щель заполнилась тенью, так что теперь он не мог разглядеть ни своего окна, ни фигуры за ним.

Его гнев угас. Он понял, что злость была в основном реакцией на легкий шок, вызванный тем, что он видел или думал, что видел… Нет, он точно что-то видел, но кто знает, что именно?

Франц встал на своем каменном сиденье (двигался он довольно медленно, потому что отсидел ноги и спину заколодило от долгой неподвижности) и снова осторожно вышел на ветреную вершину. Ему стало тоскливо – и неудивительно, ибо на западе, из-за телебашни, и уже частично закрывая ее, распростерлись полосы тумана; повсюду протянулись тени. Корона-Хайтс утратил волшебство, окутывавшее холм совсем недавно. Франц просто хотел уйти отсюда как можно скорее и вернуться домой, чтобы проверить свою комнату. Поэтому, быстро взглянув на карту, он направился прямо вниз по дальней стороне холма, как утренние туристы. Он и впрямь сильно задержался.

ПРОТИВОПОЛОЖНАЯ СТОРОНА холма, обращенная к парку Буэна-Виста, оказалась круче, чем выглядела сверху. Францу несколько раз пришлось сдерживать порыв прибавить шагу и, напротив, заставлять себя идти осторожнее. Уже на середине склона вокруг него закружились, рыча, две большие собаки; не сенбернары, а черные доберманы, при виде которых на память сразу приходит СС. Ну а хозяин, отставший от своих псов внизу, не очень-то спешил отозвать их. Франц чуть ли не бегом пересек зеленую лужайку у подножия холма и выскочил в калитку, проделанную в высоком сетчатом заборе.

Он подумал было позвонить миссис Луке (или даже Кэл) и попросить взглянуть, что делается у него в квартире, но решил не делать этого, чтобы не подвергать их возможной опасности (и не раздражать Кэл, которая наверняка все еще старательно репетирует); что касается Гуна или Сола, все равно их сейчас нет дома.