— Так оно и есть. — Иэн задумался, барабаня пальцами по столу. — Значит, их было четверо против двоих, а? Неплохое соотношение для Кэмбеллов. Вы тоже были ранены?

— Легко. — Бригем пожал плечами. Этот жест он приобрел во Франции. — Если бы лошадь Колла не поскользнулась, он бы отразил выпад. Колл — превосходный фехтовальщик.

— То же самое он говорит о вас. — Зубы Иэна блеснули. Больше всего на свете он восхищался хорошими бойцами. — Что за стычка была на дороге в Кале?

Бригем усмехнулся:

— Всего лишь развлечение.

— Я бы хотел услышать об этом побольше, но сначала расскажите мне, что можете, о красавчике-принце и его планах.

Они говорили несколько часов, опустошив бутылку портвейна и начав другую при колеблющемся пламени свечей. Формальности были позади: теперь они стали просто двумя мужчинами — у одного расцвет лет был позади, а другой только приближался к нему. Оба были воинами по рождению и темпераменту. Они могли сражаться по разным причинам — один в отчаянной попытке сохранить землю и образ жизни, другой ради простой справедливости. Когда они расставались — Иэн, чтобы взглянуть на сына, а Бригем, чтобы подышать воздухом и проверить лошадей, — то чувствовали, что хорошо знают друг друга.

Бригем вернулся поздно. В доме было тихо. Снаружи свистел ветер, усиливая чувство изоляции, удаленности от Лондона и всего привычного.

У двери горела свеча, помогая найти дорогу. Взяв ее, Бригем начал подниматься по лестнице, хотя понимал, что слишком возбужден для сна. Мак-Грегоры интересовали его с тех пор, как он и Колл распили первую бутылку и поведали истории своей жизни. Бригем знал, что семья Колла крепко спаяна не только кровными узами, но любовью друг к другу и своей земле. Этим вечером он стал свидетелем их взаимной преданности. Когда он принес Колла в дом, не было ни истерик, ни плачущих и падающих в обморок женщин. Каждый делал то, что нужно.

Именно в такой силе и преданности будет нуждаться принц Чарлз ближайшие несколько месяцев.

При свете свечи Бригем прошел мимо своей комнаты и открыл дверь комнаты Колла. Пологи кровати были отдернуты, и он увидел, что его друг все еще спит, укрытый одеялами. У кровати на стуле сидела Сирина, читая книгу при свете прикроватной свечи.

Впервые Бригем увидел ее соответствующей своему имени. В мягких отсветах пламени лицо девушки было спокойным и прекрасным. Ее волосы поблескивали, опускаясь на спину. Она сменила платье на темно-зеленый ночной халат с высоким воротником. Услышав бормотание брата, Сирина подняла взгляд и положила руку на его запястье, проверяя пульс.

— Как он?

При звуке голоса Бригема девушка вздрогнула, но быстро взяла себя в руки. Ее лицо стало бесстрастным, она снова откинулась назад и закрыла книгу, которую держала на коленях.

— У него все еще жар. Гвен думает, что он спадет к утру.

Бригем двинулся к изножью кровати. Позади него горел огонь. Запахи лекарств и мака смешивались с дымом.

— Колл говорил мне, что Гвен умеет творить чудеса с травами. Я видел врачей, которые зашивали рану менее уверенной рукой.

Разрываясь между досадой и гордостью за сестру, Сирина выдержала паузу.

— У Гвен талант и доброе сердце. Она бы сидела с ним всю ночь, если бы я силой не заставила ее пойти спать.

— Значит, вы командуете всеми — не только посторонними? — Бригем улыбнулся и поднял руку, прежде чем девушка смогла ответить. — Вы едва ли можете броситься на меня теперь, дорогая моя, иначе разбудите брата и всю семью.

— Я не ваша дорогая.

— За что я буду благодарен до конца дней. Хотя это всего лишь форма обращения.

Колл зашевелился, и Бригем, подойдя к борту кровати, положил прохладную руку на его лоб.

— Он вообще просыпался?

— Раз или два, но не с совсем ясной головой. — Совесть заставила ее добавить: — Он спрашивал о вас.

Она встала и смочила кусок ткани, чтобы освежить лицо брата.

— Сейчас уходите, а утром придете повидать его.

— А как же вы?

Глядя на ее руки, поглаживающие лоб брата, Бригем невольно вообразил, как они касаются его лба.

— Как же я?

— Вас никто не может заставить силой лечь спать?

Сирина повернулась к нему, понимая двусмысленность вопроса.

— Я ложусь спать, когда и где хочу. — Она снова села. — Вы зря расходуете вашу свечу, лорд Эшберн.

Бригем молча задул свою свечу. Пламя оставшейся прикроватной свечи создавало интимную обстановку.

— Совершенно верно, — пробормотал он. — Одной свечи вполне достаточно.

— Надеюсь, вы сможете найти в темноте дорогу к вашей комнате?

— Я отлично вижу в темноте. Но я не ухожу. — Он подобрал книгу с ее коленей. — «Макбет»?

— Ваши знакомые леди это не читают?

— Только немногие. — Бригем открыл книгу и перелистал страницы. — Неприятная история.

— Об убийстве и власти? — Она усмехнулась. — Жизнь, милорд, может быть неприятной, что так часто доказывают англичане.

— Макбет был шотландцем, — напомнил он. — «Жизнь — сказка в пересказе глупца. Она полна трескучих слов и ничего не значит»[24]. Такой вы видите жизнь?

— Я вижу, какой ее можно сделать.

Бригем прислонился к столу, держа книгу. Слова Сирины заинтересовали его. Большинство женщин, которых он знал, могли рассуждать только о моде.

— Вы не считаете Макбета злодеем?

— Как сказать. — Она не намеревалась поддерживать разговор, но не смогла удержаться. — Он брал то, что считал своим.

— А его методы?

— Безжалостные. Возможно, королям приходится быть такими. Чарлз ведь не хочет заявлять права на трон, прося о нем.

— Нет. — Нахмурившись, Бригем закрыл книгу. — Но предательство отличается от войны.

— Меч остается мечом, вонзен он в спину или в сердце. — Сирина взглянула на него, ее зеленые глаза блеснули в пламени свечи. — Будь я мужчиной, я бы сражалась до победы, а рассуждения о методах пусть убираются к дьяволу.

— А честь?

— Честь — это победа. — Сирина снова намочила и выжала кусок ткани. Несмотря на свои речи, она обращалась с больным чисто по-женски — мягко и терпеливо. — Было время, когда за Мак-Грегорами охотились, как за преступниками, — Кэмбеллы платили британским золотом за каждую смерть. Если за вами охотятся, как за диким зверем, вы учитесь драться, как зверь. Женщин насиловали и убивали — не щадили даже младенцев, еще не отнятых от груди. Мы ничего не забываем и не прощаем, лорд Эшберн.

— Сейчас новое время, Сирина.