Большинство женщин были одеты по последней моде и даже дорого, но в нарядах многих сразу бросалась в глаза нелепая странность. Пальто и шляпы они надели так залихватски небрежно, что выглядели сильно подвыпившими клиентами модного ночного клуба, выбравшимися из него уже ближе к рассвету.

Сзади подошли остальные мужчины, и мисс Браш мгновенно воззвала к нашим рыцарским инстинктам, заставив сойти с узкой дорожки и уступить леди путь.

Дамы прошествовали мимо довольно-таки шаткой цепочкой, а самая последняя из них внезапно остановилась как вкопанная. Она была молода, в шикарной норковой шубе, а на черную шевелюру нахлобучила меховую шапку в русском стиле.

Быть может, меня слишком долго продержали вдали от женщин, но мне она сразу показалась самым красивым созданием, какое я встречал когда-либо в жизни. Ее лицо отличали экзотические черты и благородная бледность, как у тех изумительных белых заморских цветов, которые у нас выращивают только в оранжереях. В огромных глазах читалась неизбывная, неизгладимая печаль. И мне действительно никогда не приходилось прежде видеть на женском лице выражение такой трагической и безнадежной тоски.

При этом она не сводила пристального взгляда с одного из мужчин в нашей группе. Все тоже замерли. Никто не двигался с места. Складывалось впечатление, что нас всех сковали те же чары, то же заклятие, которое первой настигло ее.

Я располагался от нее всего в нескольких дюймах. Очень медленно она подняла затянутую в перчатку руку и прикоснулась к моему рукаву. При этом незнакомка вовсе не смотрела на меня. Не думаю, что она вообще осознавала мое присутствие. Но затем произнесла тихим и невыразительным голосом:

– Видите вон того мужчину? Он убил моего отца.

Почти в ту же секунду коллега мисс Браш из женского отделения подхватила незнакомку под локоть и настойчиво увлекла дальше по тропинке, спеша увести от нас. И среди мужчин и среди женщин после этого эпизода возникло некоторое оживление, прозвучали удивленные реплики, но все закончилось ничем.

Я бросил последний взгляд вслед девушке с экзотическими чертами лица и мучительной печалью в глазах. А затем повернулся, чтобы понять, в чью сторону она указывала. И я смог определить это сразу. Места для сомнений не оставалось.

Мужчина, который «убил ее отца», стоял рядом с мисс Браш. Это был Дэниел Лариби.

Когда мы вернулись во «Второй флигель» и мисс Браш тщательно проследила, чтобы мы не забыли сменить промокшие носки, я пригласил Геддеса сыграть партию на бильярде. Мы едва успели закончить, как явился Джо Фогарти и повел меня на предобеденные физические процедуры.

Мы начали серию обычных телодвижений в кабинете физиотерапии. Джо тут же завел речь о Геддесе, которого считал славным малым. Он заявил, что ему вообще нравятся англичане, а Геддеса он причислял к типичным представителям этой нации. Ему самому довелось побывать в Лондоне в 1929 году, когда он победил чемпиона Англии, и все парни там показались ему похожими на Геддеса. Затем он продолжил перемывать косточки другим пациентам. По каким-то личным причинам он больше ни к кому не испытывал особых симпатий. Фенвика считал рохлей и неженкой, как девушка. Билли Трент, напротив, сплошь состоял из мускулов, и справиться с ним бывало порой нелегко.

А вот уже упоминание о мускулах моментально заставило его заговорить на излюбленную тему – о себе самом. С понятной гордостью он хвалился собственной силой, объяснял, почему он более классный борец, чем нынешние мозгляки, портреты которых печатают во всех газетах, а на самом деле они только позорят славный вид спорта, и лучше бы им вообще не появляться на борцовском ковре. Далее последовало несколько скабрезных историй о его интрижках с женщинами в Лондоне, хотя я к тому времени едва ли слишком внимательно слушал его. Обычно я находил его похвальбу занятной, но в этот момент все мои мысли занимала та девушка в русской шапке с печалью в глазах.

И как только подвернулся малейший повод, я попытался упомянуть о ней в нашем с Джо разговоре. Лицо Фогарти, похожее на морду добродушного бульдога, расплылось в понимающей ухмылке.

– Да, что есть, то есть, – сказал он. – Она на редкость хороша собой.

– А как ее зовут?

– Пэттисон. Айрис Пэттисон. Одна из бывших светских львиц с Парк-авеню. Отец разорился и выбросился из окна зимнего сада при своем пентхаусе. Причем на глазах у девушки. На нее это само по себе сильно подействовало. Когда же она узнала, что папаша оставил ей всего несколько тысяч баксов, а возлюбленный, не будь дурак, порвал с ней, то совсем рехнулась. Ее привезли сюда, и с тех пор она лечится у нас.

Наступила пауза, пока он с силой обрабатывал кулаками мне спину. Потом я спросил:

– Чем конкретно она больна?

– Мне всегда трудно запоминать эти их научные названия. У нее что-то вроде меланхии. Так, кажется?

– Меланхолия?

– Точно! Все время сидит, уставившись перед собой, и ничего не делает. Миссис Делл из женского отделения говорила мне, что у нее от этой Айрис иногда мороз идет по коже. Она может за целую неделю вообще ни слова не вымолвить.

Бедняжка Айрис! Я ощущал безграничную жалость к ней. И был глубоко потрясен, осознав, что впервые со времени смерти Магдален жалею кого-то, кроме себя самого. Быть может, я начал возвращаться к норме?

– Но сегодня вы не могли не слышать ее слов, Фогарти, – пришлось напомнить ему. – Что она имела в виду, когда обвинила Лариби в убийстве своего отца?

– Она, конечно, чокнутая, но в ее словах вполне могло заключаться рациональное зерно, – ответил он. – Лариби и ее батюшка состояли в одной группе биржевых воротил. Лариби успел снять пенки и уцелеть, пока дела обстояли хорошо, а вот остальные хлебнули потом горя. Именно после этого старик Пэттисон покончил с собой. – Я уже надевал банный халат, когда Фогарти радостно сообщил мне: – Должен вам сказать, мистер Дулут, что вы сохранили совсем неплохую физическую форму для человека, который не просыхал так долго. – Я поблагодарил его за сомнительный комплимент, и он продолжил: – Хотите, научу вас паре борцовских приемов? А вы, быть может, когда выйдете отсюда, тоже вспомните меня добрым словом и поможете попасть в шоу-бизнес. Вот где мне самое место!

Выгода от этой сделки представлялась мне несколько односторонней, но я согласился и Фогарти начал посвящать меня в таинства полунельсона. При этом он жестоко вывернул мне тело, заломив руки за шею, когда в коридоре послышались шаги.

Дверь открылась, а мы располагались как раз напротив нее. И я почувствовал себя довольно-таки неловко при появлении мисс Браш. Признаюсь, мое мужское достоинство оказалось несколько уязвлено, когда она увидела меня беспомощным в лапах такого бабуина, как Фогарти.

Но ей, казалось, все представилось в несколько ином свете. Она задержалась в дверях, с любопытством наблюдая эту сцену. А потом ее лицо просияло все той же очаровательной, хотя и несколько однообразной улыбкой.