Потом молодые люди вернулись в Камбоджу. Салот Сар преподавал историю в Пномпене, Кхиеу вела домашнее хозяйство, читала лекции о методах политической борьбы и во всем следовала за мужем: в компартии оба примкнули к отколовшемуся националистическому крылу, исповедовавшему идею сильной Камбоджи с помощью «сверхвеликого скачка».

Первым ударом для Кхиеу стала гибель секретаря компартии Камбоджи Ту Самута и подозрения, павшие на ее мужа. Подозреваемый вскоре сделался преемником; вслед за Самутом в течение полугода были вырезаны все бывшие руководители, создан отдел безопасности, разраставшийся буквально по часам и заимевший собственную армию под названием «красные кхмеры», проведены чистки… И в общем, все стало ясно окончательно, когда Салот Сар прямо сказал жене, что «так, и только так, и еще более, чем так, отныне будет в его стране!». Тогда Полнари впервые заболела. Она не могла спать, у нее случились подряд три выкидыша, по ночам мучили кошмары… Ей виделись бегущие куда-то люди, высохшие от голода дети, отрубленные головы на жердях, тела, изрезанные острыми, как бритва, краями листьев сахарной пальмы, вспоротые тела, из которых люди в белых халатах достают органы… Однажды утром, еще в полубреду, Кхиеу спросила мужа, для чего нужно изымать из тел желчные пузыри… «Откуда ты знаешь!? – поразился он, – впрочем, я в это не лезу. Это дело фармацевтов». В тот момент она поняла, что сойдет с ума.

Она сходила с ума долго: по мере того как ее сны воплощались в реальность. Не стало Камбожди – появилась Кампучия – страна без городов; вместе с ней – «кхмерская раса» и математика геноцида: «за одного кхмера – тридцать вьетнамцев»; вошли в оборот и стали привычными слова: «поле смерти», «пыточный центр», «парная печень врага»… Не стало друзей, родственников, не стало книг, школ, не стало смеха, детских голосов, не стало… жизни; ее заменила смерть – во всех видах, но с одним лицом – белозубого, улыбчивого, обаятельного диктатора по имени Пол Пот и его тени – министра-прихехешки по имени Йенг Сари.

Этот министр иностранных дел и избавил своего босса от сумасшедшей жены. По желанию сентиментального Пол Пота Кхиеу привезли в Париж, привели в то самое кафе, где они познакомились в надежде, что, может быть, разум женщины восстановится от «приятных воспоминаний». Кхиеу приводили в кафе несколько раз: она долго со страхом озиралась по сторонам, потом как будто успокаивалась, пила красное вино, улыбалась и благодарила охранников за то, что они увезли ее так далеко от мужа, потому что теперь он не сможет войти в ее жуткие сны, вытащить эти сны наружу и воплотить в жизнь агонизирующей Кампучии. «Это из меня, это все из моей головы, – доверительно шептала Кхиеу, – но теперь он не сможет туда пролезть… Я все унесла с собою».

В общем, разум не восстанавливался, а поскольку никаких указаний от Пол Пота не поступало, то Йенг Сари, выждав, попросту выдал женщину американцам, как разменную монету.

Удивительно, но факт: пока безумная Кхиеу Полнари пила красное вино в кафе Пале Рояля, начал восстанавливаться… разум камбоджийского народа – оставшиеся в живых подняли восстание. Диктатора приговорили к смертной казни. Правда, он еще будет трепыхаться лет двадцать: прятаться в джунглях, умирать и воскресать… Но «парная печень врага» перестанет быть деликатесом, и государственные фармацевты больше не смогут использовать желчные пузыри для изготовления лекарств. Женщины начнут рожать, дети научаться улыбаться. В Камбоджу постепенно вернется жизнь.

И если сверить даты, то получается, что несчастная Кхиеу и впрямь увезла кампучийскую жуть в породивший ее Париж.

Остается только Шекспира вспомнить: «Есть многое на свете, друг Гораций, что и не снилось нашим мудрецам».

1 сентября 1918 года временно исполняющий обязанности председателя ВЧК Петерс публикует в газете «Известия ВЦИК» следующее сообщение: «Из предварительного следствия выяснено, что арестованная, которая предположительно стреляла в товарища Ленина, состоит членом партии социалистов-революционеров Черновской группы… Она упорно отказывается давать сведения о своих соучастниках и скрывает, откуда получила найденные у нее деньги…».

Через двадцать лет, в 1938 году в следственном деле самого Петерса, это слово «предположительно» станет одним из пунктов предъявленного ему обвинения.

Тогда в восемнадцатом году, после самоотставки Дзержинского именно ему, Петерсу, пришлось отвечать за расследование дела о покушении на Ленина. С точки зрения революционной целесообразности, это был на редкость неудачный выбор судьбы. Всего семь лет назад, в 1911 году, в Англии Петерс, политический эмигрант, проходил по знаменитому «делу на Хаундсдич», вошедшему во все учебники для британских полицейских. Засевшие в доме № 100 на Сидней-стрит террористы несколько дней оборонялись от лондонских полицейских, которыми руководил министр внутренних дел Уинстон Черчилль. Потом был долгий суд: полгода заседаний, 655 страниц уголовного дела, показания самого Черчилля… И оглушительное фиаско британской Фемиды. Суд ничего не смог доказать! Петерс и его товарищи были освобождены в заде суда.

И вот с таким опытом бесстрастного европейского правосудия Яков Петерс сделал попытку подойти к делу о покушении на Ленина. 31 августа он провел первый допрос подозреваемой Каплан, протокол которого она согласилась подписать. До этого женщина сидела, сцепив зубы, глядя в пол. Петерс был первым, кому она стала отвечать. А сам он с первого же допроса понял, насколько непрофессионально начато это расследование, сколько в нем уже неувязок, как противоречивы показания свидетелей, как слаба доказательная база! Наконец, насколько «закрыта» сама личность Фанни Каплан, к которой он только-только начал подбирать ключ…

Но уже 1 сентября Свердлов требует публикации в «Известиях», а 2-го собирает заседание Президиума ВЦИК, на котором требует от Петерса отчитаться. Петерс докладывает, что следствие ведется, появляются новые данные, готовится следственный эксперимент, будет проведена дактилоскопическая экспертиза… Свердлов согласился – следствие нужно продолжать, но с самой Каплан всё решить сегодня. Петерс снова заговорил о сложностях в ходе следствия. Вот фрагмент стенограммы дальнейшего хода этого заседания.

Свердлов. Я бы все же попросил товарища Петерса не отвлекать наше внимание на малосущественные подробности… В «деле» есть признание подозреваемой? Есть. Вношу предложение, товарищи, гражданку Каплан за совершенное ею преступление расстрелять.

Петерс. Я категорически против такой поспешности. Признание не может служить доказательством вины.

Свердлов. Я вынужден напомнить товарищу Петерсу о политической целесообразности такого решения.

Петерс. Следствие должно работать, собирать улики…

Свердлов. Ты как будто меня не слышишь…

Петерс. Я прекрасно слышу. Но я считаю, что именно с «дела Каплан» Чрезвычайная Комиссия имеет шанс твердо заявить о недопустимости подмены закона какой бы то ни было целесообразностью.

После этого заседания начинается краткое противостояние спецслужб и партии, беспрецедентное в нашей истории.