Как раз в этот момент партия рассосалась совсем, и полковник велел, не теряя связи, заниматься своими делами.

Так оно и было целых полгода. Но теперь Дима решил подстраховаться.

Беседы с Широпаном не приносили радости, но Квака и Люка без Дуки бы никак не обошлись.

2002 ГОД

Станислав Линькович

(РОССИЯ — БЕЛЬГИЯ, 2:3)

«Мы себе давали слово, не бухать до полвосьмого», — совсем тихо мурлыкнул себе под нос Стас, глядя, как весело смеется одутловатый мужчина на весь экран большого телевизора. Через мгновение тот же экран показал двух футболистов, совсем еще мальчишек: один плакал, другой, чуть постарше, его утешал.

— А кто второй? — шепотом спросил Линьковича сосед справа.

— Кержаков, — так же в восьмушку голоса ответил тот.

Про первого все было ясно: Дмитрий Сычев, надежда сборной и московского «Спартака».

Вопреки усилиям за главным столом обмен репликами, кажется, услышали. Стасу показалось, что Федор Петрович, председатель правления банка, неодобрительно покосился в их сторону.

Кабинет самым неравным образом был разделен на две части. В большей располагался стол для членов правления, рядом баловал глаз заполненный бокалами и бутылками сервировочный столик. Прямо перед конструкцией вольготно расположилась огромная плазма.

В меньшей части выставили стулья для приглашенных сотрудников. Посмотреть в дальнюю приглядку матч вместе с членами правления считалось великой честью. Эмоции полагалось проявлять в унисон с главным столом: смеялись там — хохотали и в людской. За пять минут до конца матча, когда Россия забила важный гол, один из членов правления скаканул около стола, несколько его непосредственных подчиненных тут же почтительно, не слезая со стульев, повторили его движения.

Идиотские посиделки в одной комнате наладил зачем-то взятый на работу в банк специалист по HR. Кто это и чем хорош, так никто и не понял. Ходил, светил бритым черепом, все время пошучивал, как правило, не смешно. Одной из идей весельчака и балагура Миши было совместное проведение досуга руководства и сотрудников. Как шептались в банке, сделано это, чтобы начальники своих девок вывозили на природу в составе большой группы, а то жены заподозрят.

HR-директора уволили за неделю до начала чемпионата мира. Творческое наследие сразу изжить не получилось. Страдали все.

Стас был даже рад, что чемпионат мира для сборной России закончился. Бар, расположенный наискосок от входа в банк, нравился ему куда больше — хозяева сориентировались и подавали к ранним матчам недурные завтраки.

— Ну что, господа, нам пора поработать, да и вы, пожалуй, потруди́тесь хоть немного бы, — подвел итоги выступления сборной России на чемпионате мира в Японии Федор Петрович.

Людская резво двинулась к выходу. Скорость, однако, получилась совсем невысокой: участники просмотра пятились задом, не решаясь показать спину членам правления. Чтобы не давиться со всеми, Стас только привстал с места.

Он офигевал от банковских порядков. Низший боялся высшего, а тот, в свою очередь, — высочайшего. Страх по вертикали усугублялся ненавистью по горизонтали. Люди зарабатывали не деньги, а преференции по службе. Взаимные подставы были нормой жизни.

Стас считал первый опыт работы в большой структуре явно неудачным. Ни друзей, ни перспектив, ни серьезных прибылей.

Платили негусто, правда, регулярно: 4-го — аванс, 19-го — основная часть. В конце года обещали премию, впервые за пять лет. Стас даже и думать не хотел о том, что начнется в банке месяца за три ее начисления.

Около дверей всплеснулся говор. Два опытных в банковских церемониях сотрудника пятились, пятились и столкнулись. Один из них вполголоса матюгнулся и тут же обмер от невольной дерзости.

Члены правления внимательно и немного гневно посмотрели на толпень около дверей, а потом один из них обратил внимание на человека поодаль.

— А у вас дел, что ли, нет? — ехидно поинтересовался небожитель.

Стас выругался про себя. Член правления Константин Николаевич Косиевский славился поганым характером. Линькович это знал отлично.

Судьба сводила их три года назад в споре о некой консервной фабрике, продукция которой оказалась страшно востребованной как раз после дефолта. Отжимали ее другие люди, а Стас только готовил заключение для суда и хорошо помнил истерику бывшего вице-губернатора, оставленного без собственности и денег.

Линькович искренне надеялся в правдивость слуха о хреновой памяти гнойного небожителя на лица.

— Ну, я вижу, вы мечтатель, так вот нам такие… — продолжил Косиевский.

— Да подожди ты, Константин, — прервал его член правления Тимичев. — Подойдите сюда, мы на вас кое-какие мысли свои проверим.

Линькович приблизился к столу.

— Вот ты скажи, парень, может, стоило Кержакова на поле выпустить сразу? Может, повеселей бы дело пошло?

Стас не растерялся:

— И его надо было, и Аршавина в сборную взять, нашлось бы место на поле.

Тимичев приехал из Питера. Это в банке знали все, но Стас однажды невольно подслушал телефонный разговор члена правления — он вспоминал с каким-то старым знакомым, как «надергались в 1984 году по случаю чемпионства».

Ставка сработала. Тимичев и правда болел за «Зенит».

— Вот молодой-молодой, а понимает в футболе, — обратился сразу подобревший член правления к Федору Петровичу.

Тот скептически хмыкнул:

— Твой Аршавин в школу поступил, в которой Мостовой преподавал, садись, юноша, про футбол поговорим.

От двери, где все еще толпились остальные участники просмотра, донеслись ненавидящие и тоскливые стоны.

Следующие полчаса члены правления и Стас провели в оживленной беседе о российском и международном футболе. Даже и стакан виски новичку дали, из которого он очень осторожно прихлебывал.

Недовольный рухнувшей субординацией Косиевский несколько неприятных минут пристально всматривался в лицо Линьковича. Тут Стас мысленно поблагодарил жену. Она через месяц после свадьбы настояла, чтобы муж отрастил усы. Сегодня они наконец оказались кстати — Косиевский явно его не узнал.

Когда секретарша принесла несколько листочков бумажки — ровно по числу членов правления — Стас понял, что это обеденное меню, щей на него не наварили и пора валить. Он называл это рейдерским чутьем, но свойство убирать задницу вовремя проявилось еще до того, как страна узнала про ваучеры. «Жаль не семейный талант, не передался из поколения в поколение», — почему-то вспомнил об отце Линькович, вежливо прощаясь с правлением.