Она переступила через бордюр и двинулась по дорожке, ведущей к ее жилищу, которое находилось на втором этаже четырехквартирного дома.

– Тихо, как мыши! – прошептала она.

– Да!

– Говорите потише!

– Да, – повторил он шепотом.

Они уже стояли на лестничной площадке. Увидев, что она сняла туфли, он сделал то же самое. Пройдя несколько шагов, она обернулась и, убедившись, что он несет ее туфли, повторила:

– Как мыши!

И стала бесшумно подниматься по лестнице. К тому времени, когда он добрался до площадки второго этажа, она была уже в своей квартире, состоявшей из просторной гостиной, в центре которой стояла большая двуспальная кровать, небольшой столовой и кухни. Дверь ванной комнаты беззвучно закрылась.

– Что вы там стоите?

Он расценил эти слова как предложение снять смокинг. Немного подумав, он снял с себя манишку и воротник и, еще немного поколебавшись, отстегнул подтяжки, стянул брюки и повесил их на спинку стула, обнаруженного им в полутемной, освещенной лишь тусклым светом ночника комнате. Но оставшись только в нижнем белье и носках, он, не получая ясных указаний, заметался в нерешительности, то направляясь к кровати, то отступая от нее.

– Вы уже на месте? – послышалось из-за двери.

Он посмотрел на кровать.

– На месте? – спросила она еще раз очень тихо.

Он подошел к кровати, ответил: «Кажется, да» – и лег. Пружины откликнулись мягким звоном.

– Да! – сказала она.

Дверь ванной открылась, и показался высокий силуэт. Прежде чем он мог хорошо разглядеть фигуру, свет погас.

– Надеюсь, вы закрыли глаза?

Он молча кивнул. В следующее мгновение она уже лежала рядом.

– Откройте глаза.

Он открыл глаза, но, как и тогда, в трамвае, не сумел разглядеть ее лица, только там она все время отворачивалась от него, так что он видел лишь ее силуэт на фоне окна, а здесь она хотя и повернулась к нему, но так пригасила ночник, что виден был только холмик тени, лишенный деталей.

– Добрый вечер, – сказала она.

– Добрый вечер.

– Как долго мы ехали…

– Слишком долго. Я едва дождался…

– Ничего не говорите.

Он вновь посмотрел на длинную тень, лишенную ясных очертаний.

– Но…

– Молчите.

Он вздохнул и замолчал, предоставив право говорить ей.

– Говорят, если хочешь написать рассказ, не определяй заранее его тему. Пиши – и только. Когда напишешь, узнаешь о чем. Так что… не надо ничего говорить.

Это была ее самая длинная тирада за весь вечер. Теперь она молчала. И как бы без всякого ее вмешательства погас ночник.

Он уловил какое-то едва приметное движение и услышал, как что-то мягкое упало на пол. В следующее мгновение он понял, что это были ее белые перчатки. Она сняла свои перчатки.

С удивлением он подумал, что единственная одежда, которая на нем еще осталась, это его перчатки. Но когда он попытался снять их, обнаружилось, что он как-то уже их стянул. Теперь его руки были открыты и уязвимы.

– Ничего не говорите, – прошептала она, придвигаясь к нему. – Ответьте только на один вопрос…

Он озадаченно кивнул.

– Скажите, – прошептала она еле слышно. Он так и не мог рассмотреть ее лица, по-прежнему казавшегося ему бледным таинственным отражением, которое он видел в окне ночного трамвая, темным силуэтом на фоне телевизионного экрана с мелькающими ночными программами. – Скажите, сколько вам лет?

От изумления он разинул рот, его охватила паника. Она повторила свой вопрос. И внезапно ему открылась простая и поразительная истина. Он зажмурил глаза, прочистил горло и пробормотал:

– Мне…

– Да.

– Мне восемнадцать, в августе будет девятнадцать, рост пять футов восемь дюймов, вес сто пятьдесят фунтов, волосы темно-русые, глаза голубые. Не женат.

Ему показалось, что он слышит, как она мягко повторяет, подобно эху, каждое его слово.

Она придвинулась еще ближе и прошептала:

– Скажи это еще раз.

Он ехал домой по извилистым улочкам, радуясь погоде и восхищаясь тропическими деревьями, осыпавшими лужайки темно-лиловым снегом. Боковым зрением, даже не фиксируя увиденного сознанием, настолько это было привычно, он замечал стоящие возле каждого второго гаража сооружения – баскетбольные щиты с закрепленными наверху корзинами, ожидающие игроков. Ничего заслуживающего внимания.

Он остановил машину перед домом и увидел на тротуаре свою жену, которая, сложив руки на груди, внимательно наблюдала за молодым человеком, стоявшим на стремянке с отверткой и молотком в руках. Они не замечали его до той поры, пока он не хлопнул дверцей.

– Какого черта вы тут затеяли? – закричал он и сам удивился собственной горячности.

Жена холодно ответила:

– Ничего особенного. Просто мы решили ее снять. Она висит здесь уже не один год…

Муж перевел взгляд на молодого человека.

– Немедленно спускайтесь вниз!

– Что это с тобой? – удивилась жена.

– Ничего. Вы что, не понимаете? Я сказал – спускайтесь вниз!

Молодой человек согласно кивнул, картинно закатил глаза и спустился на землю.

– А теперь уберите отсюда лестницу! – приказал муж.

– С каких пор ты стал кричать на людей? – одернула его жена.

– Разве я кричу? Впрочем, пожалуй, ты права. Пожалуйста, поставьте стремянку на место… Благодарю вас.

– Так-то оно лучше, – вздохнула супруга.

Поставив стремянку в гараж, молодой человек спокойно направился к своей машине.

Муж и жена молча стояли посреди дороги, глядя на баскетбольную корзину, пока машина не отъехала.

– И что же все это должно означать? – наконец спросила жена.

– А то ты сама не понимаешь! – воскликнул он и, почувствовав, что на его глаза навернулись слезы, удивленно пробормотал: – Что это со мной?

– Тебе лучше знать, – сказала она примирительным тоном. – Идем домой.

– Нет, сначала нужно все закончить.

– Лестница уже в гараже, кольцо же, как видишь, пока остается на месте…

– Что значит «пока»?! – вновь вспыхнул он. – Я никому не позволю его снять!

– Но почему?

– Пусть останется там. На всякий случай.

– Я тебя не понимаю.

– Должно же быть у него хоть одно свое собственное место во всем этом треклятом мире! Такого места нет ни на кладбище, ни во всей этой стране, ни тем более в Сайгоне. Разве ты этого не понимаешь?