При вручении письма Шпееру я в очередной раз предупредила его, чтобы он писал разборчивее. Он вежливо ответил, что старается, но ему трудно, так как донимает ревматизм суставов. Гесса нам пришлось ждать долго: он шел медленно, волочил ноги, останавливаясь на каждом шагу. Мне показалось — назло. Когда он входил в свою камеру, я отвела глаза, стараясь не смотреть на этого худого, опустившегося старика — он производил на меня ужасное впечатление. Хартман ему сказал, что в прошлый раз он превысил разрешенное количество слов, поэтому в этот раз будет писать меньше. “Яволь!”, — как всегда ответил Гесс.

Раньше Уставом тюрьмы было определено, что заключенные имели право написать и получить одно письмо в 1200 слов каждые четыре недели. Позже эти условия были пересмотрены и им разрешили писать письмо каждую неделю объемом в 1300 слов. В исключительных случаях Дирекция могла разрешить написать дополнительное письмо. Четырехсторонним соглашением директоров тюрьмы от 2 апреля 1954 года заключенному было разрешено переписываться по юридическим вопросам с адвокатом, фамилию которого он должен был заблаговременно сообщить директорам.

Письма должны были быть написаны на немецком языке, разборчиво, без шифра или стенографических знаков. Не разрешалось ничего подчеркивать, использовать сокращения и это также относилось к инициалам. Не разрешались изображения знаками без их расшифровки. Письма для цензуры должны были подаваться в открытом виде.

С разрешения дирекции заключенный мог получать письма в такие же промежутки времени, в какие писал сам. Фотокопии всей корреспонденции, получаемой и отправляемой заключенными, сохранялись в их личных делах. Нарушение этих требований давало основание не отправлять письма. Вся получаемая корреспонденция представлялась цензорам нераспечатанной. Запрещалось делать заметки на полях письма, а также зачеркивать части письма. В том случае, когда даже все прочие условия переписки были выполнены, Дирекция могла задержать письмо, если считала, что налицо имелось злоупотребление привилегией писать письма. Приказ о задержании письма доводился до сведения заключенного. Дирекция могла разрешить заменить изъятое письмо другим. По разрешению Дирекции заключенному сообщались или возвращались части задержанного письма, не вызвавшие подозрений. Адресаты получали голубовато-зеленые конверты с почтовой маркой Берлина. В левом углу конверта большими черными буквами было напечатано: “Межсоюзническая тюрьма Шпандау. Берлин — Шпандау. Вильгельмштрассе, 23”.

Письма заключенным приходили со всего света и на разных языках. У меня собралась богатейшая коллекция почтовых марок. В конвертах были открытки, просьбы об автографах и даже доллары. Часто письма были из Америки на английском. Одна дама, обращаясь к Шираху, вспоминала, как она танцевала с ним в Вене на балу и какой он был красивый. Естественно, мы все это не вручали адресатам.

После цензуры мы с Хартманом отправились на стадион в Гатов (английский сектор Берлина) на парад 1-го батальона королевского шотландского полка. Этот парад англичане устроили в честь дня рождения принцессы Мэри, сестры умершего короля. Парад принимал английский комендант генерал Делаком. После парада к нам подходили многие гости, особенно те, которые бывали на обедах в тюрьме Шпандау. Английский бригадир Гамильтон рассыпался в комплиментах по поводу того, как мне идет военная форма. Действительно, военную форму я заказывала мастеру, который в свое время шил мундиры высшим офицерам вермахта. С генералом я танцевала на балу в Конгресс-халле. У него очень интересная жена. Говорят, что она писательница, у нее восемь романов. Надо будет что-нибудь почитать ради любопытства.

15 мая 1959 года. Решили с Хартманом провести цензуру в пятницу, а не в субботу, как всегда. В субботу у американцев большой праздник — День армии. Мы приглашены на военный парад на аэродром Темпельгоф. После проведения цензуры, не переодеваясь, поехали. Парад проходил на взлетно-посадочной полосе аэродрома. На импровизированных трибунах было много народу.

Парад открыла группа знаменосцев трех родов войск. За ними прошли несколько подразделений сухопутных войск, впереди которых важно шествовал символ полка — празднично убранный, покрытый красивой попоной в золотистых кисточках осел. Затем появились кавалерийский эскадрон и легкая техника. В завершение свое искусство владения оружием показала небольшая группа американских солдат. Сенат Западного Берлина преподнес командованию живого бурого медвежонка (символ Берлина на гербе города).

Как правило, май в Берлине пасмурный и холодный, но на этот раз день, как по заказу, выдался ясным, солнечным и теплым. Многочисленные зрители были одеты в основном в светлые тона. Было много детей. После парада зрителям разрешили осмотреть самолеты.

Вечером мы “оказали честь” и присутствовали на небольшом приеме на авиабазе Темпельгоф. Прием устроил начальник Военной Миссии США в Потсдаме полковник Фитцджеральд, двоюродный брат президента США Джона Кеннеди.

Присутствующие тепло встретили выступление юных учащихся балетной школы Западного Берлина. Беспрерывно играл популярные мелодии немецкий эстрадный оркестр. Мы много танцевали. Наше появление на приеме, очевидно, было несколько неожиданным, и, желая сделать нам приятное, оркестр часто повторял мелодию довоенного фокстрота Дунаевского из кинофильма “Искатели счастья” — “На рыбалке у реки…” Мы подошли к дирижеру и поблагодарили его. Оркестранты остались довольны. Отношение к нам “хозяина” приема было очень внимательным и благожелательным. В общем, как говорится, все остались довольны.

В следующую субботу праздник у немцев — Троица. В тюрьме по этому поводу в рамках цензуры состоялся двухчасовой концерт духовной музыки, которую я очень люблю. В Шпандау для этих целей приобрели проигрыватель грампластинок последней модели. Заключенным разрешалось проигрывать только классическую музыку. Предварительно мы с Хартманом должны прослушать пластинки. Мы сидим и слушаем прекрасную музыку. Профессионально шутим, что “надо бы у Моцарта или Бетховена вырезать этот пассаж”… Раньше по торжественным дням играл на фисгармонии заключенный Функ (бывший министр финансов) и даже пел. Теперь же, после его освобождения из тюрьмы, запыленная фисгармония одиноко стояла в углу тюремной церкви. Последняя представляла собой сдвоенную камеру, на стенах которой были развешаны картины на религиозные темы. На месте алтаря стоял обычный стол с бронзовым распятием, библией и двумя свечами. Вдоль стен расставлены стулья. Один раз в месяц, а также на Рождество и Пасху для заключенных проводилась служба. Службу правил французский пастор — капеллан французской армии. Гесс редко ходил на богослужения, а если приходил, то сидел обычно в стороне. Заключенным была предоставлена возможность пользоваться религиозными книгами. Каждый заключенный, если хотел, мог получить наставление священника своего вероисповедания. Дирекция тюрьмы обеспечивала условия для того, чтобы заключенные могли выполнять обряды соответствующего культа внутри тюрьмы. К тому же дополнительным четырехсторонним соглашением союзных держав от 1954 года Дирекции тюрьмы было предложено чаще устраивать в тюремной церкви более разнообразные концерты классической музыки в граммофонной записи.

Глава 6

Не