G

По проселочной дороге, спускавшейся с холмов к Ширеву, в деревню въехал всадник на взмыленной лошади. Остановившись у сидящего на завалинке карапуза, он перегнулся через плетень и, поправив сбившуюся на лоб фуражку стволом зажатого в кулаке нагана, прошипел, чеканя исковерканные на немецкий лад слова:

– Шириво! Сюмкин! Говорит! Бистро!!!

Карапуз ойкнул, вскочил на ноги и вытянулся по стойке смирно:

– Я условно освобождённый. Режим не нарушаю, участковый не даст соврать. Комендатура в той стороне.

Всадник хлестнул коня и умчался в ночь, а карапуз подхватил прислоненную к дому лопату и помчался за сарай, решив на всякий случай закопать поглубже золотишко да дедовскую обрезанную двустволку…

G

Самые стойкие из сельчан продолжали штурмовать горы халявного хавчика и все новые и новые бочонки бесплатного, хотя и дрянного винишка. Напивались и наедались про запас – на годы вперед: времена на дворе стояли дрянные, до серьезных юбилеев мало кто доживал. Вот и сейчас из всего деревенского оркестра хоть как-то держались на ногах двое – барабанщик и скрипач. Вот под их-то весьма оригинальную музычку и отплясывали на столах самые крепкие и стойкие, впрочем, периодически кто-то из них занимал свое достойное место в груде тел возле столов. На одном из них топтали остатки еды грязными волосатыми ногами насосавшиеся местного пива Фёдор, Гек и Чук, горланя разухабистую песню:

ХОР ПЬЯНЫХ ПОДРОСТКОВ

Если душевно ранен.

Если с тобой беда.

Ты ведь пойдешь не в баню.

Ты ведь придешь сюда.

Здесь ты вздохнешь счастливо.

Крякнешь и скажешь: «Да!»

Губит людей не пиво,

Губит людей вода!

С соседнего столика наблюдали за ними четыре пожилых карапуза, временами их взгляд приобретал некую осмысленность, а речи членораздельность, но беседа клеилась с трудом.

– Пацаны, а я вот так и не понял, чего Бульба пургу гнал про разведку?

– Так он же из органов.

– Вроде как резидент на пенсии.

– Его как-то раз переправили нелегалом в страну Гулливеров, а они его и раскололи. Ну да ладно. Жить хорошо!

– Ага, а хорошо жить – ещё лучше.

– Это точно!

– Ну что, пивка для рывка?

– Ещё парочку! – Свое обращение к веселящейся молодежи пожилой пьянчужка подкрепил парочкой крепких словечек и в любой другой день наверняка огреб бы по своей тощей шее, но тут Фёдор неожиданно даже для самого себя подорвался помочь компании выпивох. Подхватив пару кружек пива, он подвалил с угощением к их столу, заслужив шумное одобрение:

– Пиво без водки – деньги на ветер. Запомни, Фёдор, по утрам пиво не только вредно, но и полезно.

Фёдор понимающе кивнул, хотя познакомиться с донным утверждением на практике ему предстояло только на следующее утро.

Тем временем праздник окончательно сошел на нет. Очередное подношение от благодарных слушателей окончательно доконало скрипача (который и без того последние полчаса стоически повторял подвиг Паганини) и оставило барабанщика в гордом одиночестве. Тот продолжал развлекать нескольких молодых отморозков, восторженно оравших что-то про «олдскульный драм-н-басс», а остальные тем временем расходились, расползались и разносились по домам.

Фёдор дыша в ухо приятелю Сене мощнейшим перегаром, что-то старательно втолковывал недотепистому другу, когда к ним подошла пышногрудая белокурая дама неопределённого возраста «после тридцати»:

– Молодые люди, не хотите расслабиться? Вообще-то Фёдор и так был расслаблен дальше некуда, но, мигом подбоченившись, постарался ответить как можно более развязно:

– Не при деньгах, проказница… Завтра приходи к нам с двумя подружками.

Насмешливо фыркнув, ночная фея тут же переключилась на других мужичков. А Фёдору и Сене оставалось только пялиться вслед девице, лихорадочно фантазируя на тему ее роскошного зада.

– А я было думал, что это любовь,– промямлил Сеня.

– Перепутал, Сеня.– Почесался где-то в районе ремня Фёдор.– Про любовь – это в индийских фильмах.

– Понял. Спокойной ночи,– поторопился остаться наедине со своими фантазиями Сеня.

– Спокойной ночи, Сеня,– гоготнул ему вслед Фёдор и нетвердой походкой поковылял к дому Бульбы.

Ввалившись в прихожую и вспомнив, что хата пустует, Фёдор крепко пожалел, что не набрался смелости пригласить белокурую обладательницу впечатляющих форм «в гости», и чертыхаясь побрел в спальню. Через несколько шагов он налетел на ящик от письменного стола Бульбы, невесть каким образом оказавшийся на его таком трудном пути. Подняв голову, Фёдор на секунду застыл в недоумении, после чего длинно и грязно выругался – весь дом был перевернут вверх дном, разодранная мебель беспомощно ощетинилась пружинами, беспорядочно разбросанные по полу бумаги шуршали под ногами. По всему выходило, что, пока он отсутствовал, кто-то порядком перетряхнул все жилище старого карапуза в поисках… в поисках… Чего???

Фёдор чуть было не наложил в штаны со страху, когда из темноты ему навстречу выдвинулась неясная фигура в балахоне и схватила за плечо крепкой клешней.

– Где кольцо??? Не прошляпил? – полушепотом бросил ему Пендальф. Глаза его бешено сверкали, а к Фёдору постепенно возвращался дар речи.

– Ддд-дда у меннн-ня уни-та-та-з испортился, а колечко там в самый раз подошло, заместо испорченного кругляша, вот я и подумал, что пригодилось,– затараторил Фёдор.

– Не зря Саурон две тыщи лет сантехником подрабатывал,– усмехнулся Пендальф,– все по ГОСТу, падла, делал…

Фёдор бросился к унитазу, запустил руку в бачок, глубокомысленно покопался в его содержимом, вытащил то самое золотое кольцо и протянул его Пендальфу. Тот презрительно сморщился, подхватил его палочками, по случаю притыренными в китайском ресторане, и бросился к газовой горелке. Фёдор зачарованно глазел, как пламя облизывает кольцо, не причиняя никакого вреда странным палочкам. Фёдору начало казаться, что он постепенно сходит с ума.

– Ты чё творишь?

– Дай руку, Фёдор. Ты не смотри, что я щипцами держу,– а ну как горячее.

Фёдор послушно протянул потную ладошку, Пендальф бросил туда кольцо, внимательно наблюдая за реакцией карапуза:

– Ну, чё там? Ничё не проявляется?

– Да нету ни фига. Ничё не вижу. Погодь. Тут типа знаки. Отстой какой-то. Кажись, made in China. И знак качества… СИ-СИ-СИ-ПИ..

– Вот сволочи – ничего святого!!! – Пендальф сплюнул себе под ноги и продолжил: – Я так и знал. Это язык Мордовии, говорят и читают на нём только свирепые мордовцы.

– Какие такие мордовцы?

– Если в двух словах, то мы крепко влипли. Причем, в основном – ты. И, честно говоря, я тебе, Фёдор, не завидую. Это то самое кольцо, которое смастерил Саурон. Слов нет – вещица знатная, ручной работы, цены немалой. Вот Кызылдур его с Сауронова пальца и снял, дурачок, гы.