дня ужаса. За три упомянутых дня я превратился в развалину. Едва только я пытался попробовать что-либо съесть или выпить, как все это проскакивало через весь пищеварительный тракт в течение пяти минут и выходило наружу таким свежим, что можно было снова начинать есть. До этого мы жили в полном соответствии с правилами гигиены; воду мы, например, обрабатывали таблетками пантоцида, который в основе своей является хлорамином, превращающим воду в отвратительное пойло. На четвертый день болезнь кончилась и с тех пор не возобновлялась, несмотря на то что я возненавидел гигиену — пил воду из луж, ел то же, что и местные жители (хотя как раз это инструкции по гигиене и запрещают), и т. п. Петра эта оскорбительная болезнь настигла двумя неделями позже. Если говорить о Софье, то мы никогда не замечали за ней ничего, кроме того, что во время пребывания в Айн-Салахе она внезапно убегала от нас неизвестно куда и не желала, чтобы ее сопровождали. Лицо ее в эти дни имело особенное, задумчивое выражение.

Как нам все-таки удалось выбраться из Адрара? Наши конкуренты выставляли дежурных на перекрестке только утром и вечером; ночью они спали, а днем бродили по оазису или плескались в местном бассейне. Поразительно то, что все свои вещи они оставляли у указателя направления на краю оазиса, уходили от них на полдня и никто вещи не караулил. На североафриканском побережье уже через час от вещей вряд ли бы что-либо осталось, а в Южной Италии все это вы не укараулили, даже если бы все время сидели на вещах. В Сахаре же не только не крадут — не раз случалось, что нас с трудом разыскивал человек, чтобы отдать нам то, что, как он думал, мы потеряли или забыли. Постепенно мы все более убеждались в том, что подобная честность не единственная особенность в здешних взаимоотношениях, которая ошеломляет и поражает приезжих. Если бы условия жизни в Средней Сахаре не походили на ад, можно было бы сказать, что здесь живется как в раю: очутись вы в трудных или стесненных обстоятельствах, ним поможет Первый же встречный и обидится невероятно, если вы спросите, что вы ему за это должны. Цена человека, видимо, обратно пропорциональна частоте его появления. Если в переполненных людьми цивилизованных центрах человек живет с безнадежным чувством отчуждения и одиночества среди равнодушной толпы, в Сахаре как раз все наоборот. Когда-нибудь здесь будут санатории для душевнобольных, например для страдающих клаустрофобией.

Прежде чем я окончательно покончу с воспоминаниями об Адраре, я должен упомянуть о встрече с «пророчим», происшедшей перед самым нашим отъездом на местом рынке. Рынок интересовал меня скорее как объект для фотосъемки, чем источник покупок. В кадр случайно попал огромный негр, который шел по рынку, вызывающе жестикулируя руками и обращаясь к присутствующим с речью. Голос его звучал мощно и настойчиво, а взгляд блуждал по толпе. Я решительно не понимал, о чем он говорил, а те, что понимали, со всей очевидностью этим пренебрегали. Поскольку я испытываю недоверие к каким бы то ни было фанатикам, я быстро покинул рынок, чтобы случайно не попасть в поле зрения этого человека. Но «звероучитель» (так называем мы, биологи, вероучителей), очевидно, тоже покинул рынок, но только с другой стороны, он обошел его, и на следующем углу мы с ним столкнулись. Сердце у меня екнуло, когда он направился прямо ко мне и начал в чем-то со страстной настойчивостью меня убеждать. Вид у него был угрожающий. Потом он протянул мне клочок бумаги и ручку. Видно было, что ничем особенным мне это не грозит, и я одарил его самой любезной улыбкой и с готовностью написал: «Иржи Галеш, Прага 7, Янковцова, 47». Заговорщическим жестом надежного союзника я протянул ему листок. Лицо его засветилось от восторга, — очевидно, я написал как раз то, что он хотел. Тут он дал выход своим чувствам, обнял меня и потряс мне руку. И поспешил дальше. Жаль, что я никогда не узнаю, стал ли я вместе с ним основателем новой религии или всего лишь принял участие в кампании по сбору подписей для учреждения общественной плевательницы на рынке — кто знает? Когда я снова попал в Адрар в 1971 году, своего пророка я уже там не застал.

Четвертый день нашего пребывания в Адраре ознаменовался тем, что я заключил перемирие с новыми видами простейших в своем кишечнике, а во второй половине дня в отсутствие «конкурентов» мы поймали машину, которая отвезла нас на 140 километров к югу до Аулеф-эль-Араб.

В небольшом открытом грузовике кроме нас было еще девять местных жителей. Нашу дорогу можно назвать дорогой ужаса, так как разыгралась песчаная буря и оставалось только изумляться тому, что водитель сразу же не потерял дорогу на однообразной, совершенно пустой местности, где видимость на высоте двух метров не превышала 100 метров, а на высоте одного метра была вдвое меньше. Массы песка бичевали каждый кусочек обнаженной кожи, а следы нашей машины на песке исчезали за несколько минут. Время от времени мы увязали в песке и приходилось выходить из машины, откапывать колеса, бросать под них полосы жести, затем вкатывать на них машину и толкать ее вперед, пока не заработает мотор (у машины барахлил аккумулятор, и она иначе не заводилась). Процедура неприятная сама по себе, а еще более оттого, что она часто повторялась. Представьте себе к тому же удушливый невыносимый жар обжигающего песчаного урагана, и вам станет ясно, что обо всем этом можно вспоминать с улыбкой лишь спустя много лет.

Наконец машина пробилась в Аулеф-эль-Араб, и местные жители быстро разошлись, спасаясь от разгулявшейся стихии. Только наша несчастная троица осталась одиноко стоять на какой-то длинной площади, которую мы едва могли различить в тучах летящего песка. В этот момент Софья сделала принципиально важное открытие. «Вон там из земли вылезают дети и несут ведра, вероятно с водой», — сказала она нам. Мы тут же поспешили к объекту, чтобы изучить его поближе. Это была шахта глубиной около пяти метров с тремя вертикальными стенами; с четвертой — был сделан удобный спуск. Дно шахты представляло собой квадратную площадку 3×3 метра с круглым отверстием в центре диаметром около полуметра. В нем в полуметре — не глубже — виднелась вода. В одной из боковых стен шах ты примерно на уровне человеческого роста находилось отверстие; через него мы смогли заглянуть в подземный туннель высотой около 2,5 метра, по дну которого бежала подземная речушка. В потолке через каждые 20