– Да. Мне нужны мистер и миссис Бил. Словом, я ищу семейство Билли Била.

– Это белобрысый такой, рыжеватый? Он еще хромает вроде?

– Да.

– Ваш мистер Бил на Железке. В верхней части хмельника трудится, как и другие лондонцы. А цыгане – те в нижней части. Так что держите ухо востро.

Мейси хотела резко ответить, но, вспомнив вчерашнюю ссору с Присциллой, сдержанно заметила:

– Мне бояться нечего, но все равно спасибо за заботу. Теперь я легко найду мистера и миссис Бил.

Рабочий пожал плечами, тряхнул головой, а Мейси пошла прочь. Она высоко вздернула подбородок, подставила лицо солнцу. Как же ласковы последние теплые лучи! Отыскать Железку было нетрудно – над деревьями заклубился густой паровозный дым, и Мейси взяла его себе за ориентир. Вскоре она уже шагала по хмельнику. Здесь трудились целыми семьями. Народ толпился вокруг емкостей длиной с носилки, сделанных из дерева и мешковины. Когда емкость заполнялась, ее забирали. Мейси ожидала услышать смех, нарушаемый выкриками вроде «А эта шишечка годится?», а также пение – словом, ей представлялась пастораль из отцовских рассказов.

Бывало, они с отцом сидели возле чугунной печки, Мейси было тепло и от горящих углей, и от отцовского голоса, что повествовал о далеких детских днях. Такие посиделки вошли у них в привычку после маминой смерти, продолжались много месяцев. Сейчас Мейси понимала: отец пытался найти в своем прошлом некую точку опоры, а может, хотел напомнить дочери о ее собственном детстве. Оно, это детство, давно кончилось – тринадцатилетняя Мейси целыми днями работала на Ибери-плейс, в доме лорда Джулиана Комптона и его супруги, леди Роуэн. Фрэнки Доббс пересказывал шутки сборщиков хмеля, смеялся, вспоминая о домыслах деревенских жителей насчет мироустройства и о том, как балагуру мешал досказать младенческий плач. Малышей обыкновенно брали на хмельник, укладывали спать, завернув в пеленку и пиджак, на груду сухих стеблей.

Но здесь, на Железке, не было никаких намеков на веселье. Несколько секунд Мейси наблюдала, удивлялась и мысленно измеряла градус подавленности. Ей казалось, раздражение сборщиков хмеля касается ее – будто бы оно было некоей материальной субстанцией, например дождевой тучей. Потом Мейси пошла вперед. Дважды она спрашивала, где Билли. Каждый раз ей отвечали: «Где-то здесь», и пропахший хмелевыми шишечками заскорузлый палец тыкал в неопределенном направлении. Наконец Мейси увидела всю семью Бил: Билли и Дорин сноровисто сощипывали шишечки со стеблей, ритмично склоняясь над деревянной емкостью; престарелая мать Билли скрюченными от артрита пальцами обрывала с побегов листья, ребром ладони смахивала в емкость очищенное сырье. Оба мальчика, Билли и Бобби, пыхтели над старой корзиной для белья, которая, будучи заполненной, также служила общему делу. Когда работа сдельная, любая помощь пригождается, любая малость идет в ход. Билли засучил рукав повыше, взглянул на часы, что-то сказал жене, которая оглядывалась по сторонам. Приближаясь, Мейси услышала гулкий окрик:

– Ко-о-орзины го-о-отовь!!!

И каждая семья суетливее заработала руками, детям было велено выбирать из корзин листья, ведь хозяин не примет грязное сырье.

– Мисс! – воскликнул Билли, увидев Мейси. – Обождите минутку. Вот пройдет учетчик, да еще надо проверить этих мальчишек. Небось больше листьев нанесли, чем выбрали.

– Я помогу, – вызвалась Мейси. Сбросила рюкзак, засучила рукава, улыбнулась Дорин и на миг задержала ладонь на ее плече. Со смертью маленькой Лиззи между женщинами установилась особая связь, и сейчас, этим прикосновением, Мейси о ней напомнила. Затем она принялась за работу. Шесть пар рук сновали теперь в емкости для шишечек, пальцы нащупывали сухие листья, за наличие которых урежут заработок.

Учетчику оставалось проверить всего две емкости, семья Бил была на очереди.

– Ну, теперь нам учетчик не страшен, – прокомментировал Билли, вытягивая шею, чтобы точнее определить местонахождение начальства. Губы его беззвучно шевелились – Билли вслед за учетчиком считал мерные корзинки. Мейси взглянула на свои руки. Всего несколько минут проработала, а пальцы уже липкие, и запах от них такой резкий. Между тем учетчик приближался.

– Одна… две… три…

Он опускал в емкость свою мерную корзинку и вытаскивал ее, полную рыхлых бледно-зеленых шишечек. Шишечки отправлялись в мешок, который держал раскрытым подсобный рабочий. Корзинка вновь ныряла в шуршащую, пахучую кипень.

– Четыре… пять…

Мейси видела: по мере приближения учетчика не только Билли – все хмелеводы напрягались. Каждый боялся, что его обсчитают, что найдутся «любимчики», из емкостей которых учетчик станет черпать с недовесом, или что в блокноте окажется записано меньшее число мер. Когда очередь дошла до семьи Бил, Мейси прикрыла глаза. Густой, пряный запах хмеля окутывал ее, пока продолжался подсчет; летела пыльца и пыль, и настрой, с каким Мейси пришла на хмельник, постепенно менялся.

– Отличная работа, мистер Бил. Чисто собираете, – похвалил учетчик, передал Билли блокнот с записью, пошел дальше и повторил ритуал: – Одна… две…

– Ну вот, мисс, теперь можно и почаевничать. Хочу вас кое с кем познакомить.

Он сделал знак Дорин (та ответила понимающим кивком) и повел Мейси, успевшую нацепить рюкзак на одно плечо, прочь с поля. Билли остановился на краю хмельника и позвал:

– Джордж, иди сюда. Мисс Доббс приехала. Ну, та леди, про которую я тебе говорил.

Джордж коснулся тульи своей шляпы.

– Уже иду.

Мейси заметила темные круги под глазами Джорджа, прикинула, что для сборщика хмеля он слишком мрачен. Джордж походил на ее отца: рукава рубахи засучены выше локтя, жилетка нараспашку, красный платок лихо повязан на шее. Но поведение Джорджа выдавало озабоченность и тревогу, а также еще одну эмоцию, ненавистную Мейси, – меланхолию, от которой рукой подать до полной капитуляции.

Билли представил их друг другу, и все трое пошли к времянкам, где Билли разжег керосинку и грохнул на нее чайник. Мейси уселась на старый стул и, пока закипала вода, разглядывала интерьер времянки. Комната была всего одна, тесная; у стен, друг против друга, стояли две кровати. Вероятно, младший мальчик, Бобби, спит с родителями, а старший – с бабушкой, прикинула Мейси. Имелся умывальник с эмалированным кувшином и тазиком, посреди беленого стола красовалась вышитая салфетка, а на ней – вазочка с дикими астрами. Было чисто, прибрано; вся мебель с чердака семейства Бил. Как обычно перед отъездом из Лондона, мебель покрыли свежим слоем краски.

– Валяй, Джордж, выкладывай все мисс Доббс про Артура и Джо, – сказал Билли.

Джордж положил шляпу на одно колено, взял у Билли из рук жестяную кружку с обжигающим чаем, подул, поставил кружку на землю. Мейси не спускала с него глаз. Она уже поняла: Джордж тянет время, возможно, прикидывает, как лучше подать историю, чтобы его сыновья предстали невиновными. Конечно, названные мальчики приходились ему сыновьями.