— Вот! Один с пеной, другой без! Понятна!

— Теперь понятна!

— Пятьдесят копеек с тебя!

— Это еще почему?

— Ай, сдача нет! Потом зайдешь, долью!

Старшему лейтенанту осталось только покачать головой:

— Ну ты и циркач!

Физиономия продавца расплылась в довольной улыбке:

— А как иначе? Деньги нада? Нада! Отец за этот точка знаешь сколько заплатил?

— Сколько?

— Машин купить можно!

— Да ты что?

— А ты как думал? У нас не Россия, за все платить нада. Не будешь платить, иди на завод, станок крути. Нищий будешь!

Запрелов поинтересовался:

— Тебе морду здесь еще никто не бил?

Толстяк испуганно взглянул на офицера:

— Ай, не хочешь пива, не надо. Возьми деньги, другой точка недалеко, за трамвайный путь. Но там не лучше. Везде одинаково. Жизнь такая.

Речь продавца прервали два прапорщика, в это время подошедшие к лавке. Один из них, полный, кивнув офицеру, крикнул в окошечко:

— Рашид, шельма! А ну налей хорошего!

Пивник как-то встрепенулся:

— Григорич? Салам, дорогой! Сейчас, подожди, канистр достану, для тебя с завода не фильтрован.

— Смотри! А то как котенка в бочке утоплю, ты меня знаешь!

— Ай, конечно! Сейчас! Держи, тебе и твой друг!

Пивник выставил на подставку кружки с прозрачным и в меру пенным пивом. Сразу было видно, настоящее, свежее, не разбавленное.

Прапорщик между тем посмотрел на банки офицера, вновь позвал пивника:

— Эй, урюк, а ну подь сюда!

— А? Че? Иду, иду!

Он вышел из своей конуры, встав рядом с огромным прапорщиком.

Тот указал на банки старшего лейтенанта, спросив:

— Что это?

Пивник ответил без особого энтузиазма:

— Пиво!

Григорич, как назвал прапорщика узбек, грозно повысил голос:

— Это пиво?

— Канечна!

— Пей!

— Зачем? Я не пью!

— Запьешь! Пей, сказал, свою бодягу!

— Не-е!

— Тогда, блядь нерусская, быстро смени парашу на пиво, и банки для своих чурбанов оставь, а офицерам чтобы кружки подавал. Или хочешь, чтобы тебя выкинули с территории городка?

Продавец засуетился:

— Да, да, сейчас! А выкидывать не надо! Тут рядом места нет, а на окраине кому продавать?

Через минуту перед Запреловым стояли две кружки прохладного пива со сдачей в 8 копеек.

Прапорщик посоветовал, указывая на Рашида:

— Вы, старлей, с ним построже! Борзый безо всякого предела! Но ссыкун еще тот. Так что если что, за шкибот и на улицу. А там прямо в пятак! И безо всяких базаров. Иначе уважать не будет. А они нормальные, только когда уважают! А вас в Афган?

Запрелов подтвердил:

— В Афган!

Прапорщик вздохнул, поднял кружку:

— Ну, давай, за тех, кто там, «за речкой», долг свой интернациональный исполняет!

Выпили. Расстались.

Этот случай запомнил командир роты и помнил до сих пор.

Взяв полотенце, капитан направился на выход, намереваясь перед сном принять душ. И на входе столкнулся с Лизой!

— Здравствуй, Илья!

Медсестра являла собой саму скромность. Наигранную, возможно, отрепетированную.

— Уже виделись, — напомнил Илья, — ты чего пришла?

— Ты опять на войну уходишь?

Капитан покачал головой:

— В этом гарнизоне хоть что-то скрыть можно?

Лиза взглянула ему в глаза:

— Можно! Но только то, что желаешь скрыть! И если есть что скрывать. Остальное, в том числе ложь, невозможно!

— Ты на что намекаешь? На наш вчерашний разговор? Думаешь, надрался и ни хрена не помню? Ошибаешься.

— Может, впустишь? А то люди кругом, так и шарят глазами!

— Тебя это смущает?

— Да, представь себе, смущает!

— С каких это пор?

— Как только встретила тебя! Но ты пропустишь меня? Я ненадолго. Не волнуйся!

Капитан посторонился, пропуская женщину в отсек. Хочет выговориться, пусть говорит. Может, на самом деле корит себя за измену. Только ничего уже не поправить. И не в измене было дело.

Лиза прошла в спальню.

Встала под кондиционер, прошептав:

— Как хорошо! А у нас что-то забарахлил!

— Если ты насчет кондера, то не по адресу, извини, но я не мастер по ремонту бытовой техники.

— Я знаю! Ты не мастер, ты разрушитель. Бессердечный и безжалостный разрушитель всего святого, что есть у женщины.

Капитан удивился:

— Ого?! Как мы заговорили? Продолжай! Красиво говоришь! Научил кто?

Лиза вздохнула:

— Все оскорблять хочешь? Тебе это удается!.. Скажи, Илюша, а тебе не жаль меня? Хоть капельку?

— А чего тебя жалеть? Женщина видная, красивая, молодая. Кавалеров хоть отбавляй, только пальцем помани. Деньжат здесь, в Афгане, подзаработаешь, шмотками импортными затаришься. Да из тебя такая невеста в Союзе будет! А то и отсюда холостячка какого вытащишь. Так чего тебя жалеть?

Женщина подошла к капитану. Положила ладонь на волосатую грудь.

— Я о другом, Илья! Тебе любви моей не жаль?

Запрелов изобразил удивление:

— А разве была какая-то любовь?

Лиза смиренно произнесла:

— Была… и остается! Это моя любовь к тебе.

Капитан вздохнул:

— Ну вот, началось все по-новой! Ты что, не поняла смысл вчерашнего разговора? Или я теперь должен каждый раз тебе это повторять? Между нами все кончено! И, пожалуйста, иди в свой батальон или еще куда, мне надо душ принять и выспаться.

— Значит, выход? Ночью?

— Иди, Лиза! Ну не дожидайся, чтобы я вновь стал с тобой груб. Не вынуждай.

Но Лиза не тронулась с места. Напротив, она ближе прижалась к офицеру, подняв взгляд, который до этого прятала. И глаза ее горели страстью! Капитан попытался оттолкнуть ее от себя, но она вцепилась в него:

— Илья, Илюшенька! На все согласна, хочешь бей, хочешь топчи, хочешь выгони, но дай последний раз насладиться тобой. Чтобы на всю жизнь запомнить.

Ротный упустил момент, когда следовало решительно все это пресечь, и она перехватила инициативу. Почувствовав слабинку в поведении офицера, женщина отпустила его, чтобы, сбросив халат, под которым совсем ничего не было — Лиза готовилась к этому приходу, — вцепиться жаркими губами в его губы, обняв за талию.