– Не беспокойся. Об этом и речи нет. Она мне в дочери годится…

– А почему она живет в доме священника?

– Потому что именно там община устроила жилье для малоимущих.

– Ах, она к тому же живет на пособие? Вот черт, да что ты себе думаешь? Это с тобой началось после того, как тебя бросила Марлен? Искупаешь вину, помогая бедным?

– У меня нет вины, которую следовало бы искупать, а эта девушка меня тронула. Вот и все…

– Где ты ее нашел?

– В супермаркете…

– О нет, я брежу!

– Приехали. Сиди в машине, если хочешь. Я схожу за ней.

Прежде чем позвонить, Поль некоторое время помедлил на пороге. Жюли в нетерпении стояла за дверью, не издавая ни звука. Пусть пройдет пара секунд, чтобы не было заметно, как она ждала.

Досчитав до десяти, она открыла.

– А, это вы? – с притворным удивлением произнесла она.

– Жюли, не делайте вид, что вы удивлены. Не похоже. Вы готовы?

– Не знаю, я еще не решила…

Она вытянула шею, чтобы глянуть поверх плеча Поля.

Жером с деланым равнодушием наблюдал за ними. Он рассчитывал, что из-за отражения в стекле это будет не слишком заметно. Очаровательная женщина? Какая-то жалкая девица в потертых джинсах и обтягивающей футболке, подчеркивающей ее вызывающе торчащие круглые грудки. Разумеется, грудь сама по себе – это не недостаток. Но девица программой не предусмотрена. Их ждут неприятности, он это нюхом чует…

– Ваш сын с вами? Он ничего не сказал?

– Пережевывает информацию в машине. Не беспокойтесь, у него мощный желудок, скоро все переварится.

– Нет-нет, если я мешаю, мы не поедем. Я и без того сомневалась.

– Почему?

– Потому что так не делается: разве можно ехать на другой конец Франции с незнакомым человеком?

– Ну что же, как хотите, – говорит Поль, разворачиваясь, чтобы уйти.

– Подождите! – в ту же секунду крикнула Жюли.

– Уже?

– Что «уже»?

– Подождали хотя бы, пока я отъеду, чтобы доставить мне удовольствие увидеть в зеркале заднего вида, как вы бежите за машиной и машете мне. Это польстило бы моему эго.

– Ну ладно, хорошо. Я еду.

– Вот и славненько!

– Вы не из тех, кто говорит «славненько». Это не вяжется с вашим стилем.

– Как ваш вчерашний вид в ресторане. Прекратите стараться подделаться под то, что подобает или нет, это смешно. Когда мне хочется сказать «славненько», я говорю «славненько». А ваш сын?

– Он тоже умеет говорить «славненько».

– Я не о том. Он готов?

– Еще спит. Я думала разбудить его в последний момент, – может, тогда в машине он снова уснет.

– Где ваши чемоданы?

– Здесь. – Жюли указала в угол. – Багажа немного.

– И правда, – удивился Поль. Внезапно он осознал, как неустроенно живет Жюли. – Автомобильное кресло не пора выкинуть?

– Конечно нет. Просто новое сто́ит ужасно дорого. В любом случае другого у меня нет.

– Понятно. Я погружу ваши вещи, а вы можете закрывать ставни и будить малыша. Чем скорее мы тронемся в путь, тем меньше моему тугодуму придется пережевывать случившееся.

Поль подхватил большой пластиковый пакет, водрузил его на детское автомобильное кресло и понес все это к машине, знаком попросив Жерома открыть ему заднюю дверцу.

– А детское кресло зачем? Ей сколько лет?! – спрашивает молодой человек.

– Это для ее сына.

– Вот оно что, значит, мы подцепили еще и младенца. Если уж тебе так нужна курочка, мог бы взять ее без цыпленка.

– Курочка мне не нужна, к тому же в этой истории, скорее я курица, взявшая под свое крыло нескольких слабеньких цыплят, чтобы показать им море. Кстати, ты тоже в их числе, так что захлопни клюв. Все мы на этой земле имеем право на счастье, а для меня оно еще и в том, чтобы подарить его частицу этой девчушке и ее сынишке.

Жером возвратился на переднее сиденье и громко хлопнул дверцей. Он совсем не так представлял себе каникулы в Бретани: не внушающая доверия двадцатилетняя девица и ее трехлетний отпрыск программой не предусматривались. Младенец наверняка окажется невыносимым и с утра до вечера будет истошно орать, как вся эта перевозбужденная мелюзга, с которой ему приходится сталкиваться в своем врачебном кабинете во время эпидемий гриппа.

Честное слово, робкая заместительница и сомнительное удовольствие от путешествия в странной компании спокойствия явно не сулят. Похоже, Жерому не удастся отвыкнуть от виски в качестве снотворного.

Задняя дверца осталась открытой, и теперь Жюли устраивала в кресле полусонного Людовика, безвольно повисшего у нее на шее. Пока девушка пристегивала малыша, Поль яростно сражался с замком, пытаясь запереть на ключ входную дверь. Жюли поспешила к нему, чтобы помочь найти управу на строптивую защелку.

Жером, который до сих пор ни разу не повернул головы, бросил взгляд на малыша. Тот, еще полусонный, в упор уставился на него одновременно заинтригованно и рассеянно. Это маленькое хрупкое существо, только что выплывшее из ночных лимбов, производило трогательное впечатление. Ребенок прижал к себе кусок тряпки, заменявшей ему плюшевого мишку, засунул палец в рот и отвернулся к окну. Глаза у него слипались.

Поль уселся за руль, а Жюли сзади, возле малыша.

– Жером, познакомься, это Жюли… Жюли, это мой сын Жером…

– …

– Воспитанные люди обычно здороваются, – равнодушно напомнил Поль.

Приветствия, которыми обменялись противоборствующие стороны, не сулили безоблачного путешествия. У молодой девушки голос звучал робко и сдержанно, доктор буркнул что-то ледяным и сердитым тоном.

Многообещающее начало!

Они тронулись в путь. Жюли размышляла, правильно ли она поступила, приняв это приглашение. Если обстановка и дальше будет столь же натянутой, какая ей радость от такого отпуска? И все же ей так хотелось показать сыну море. Ребенок ведь не виноват, что ему приходится жить на двадцати пяти квадратных метрах, играть полученными в «Эммаусе» игрушками, пока мать изо дня в день бьется, чтобы обеспечить его самым необходимым. Так что она сделала бы ошибку, если бы упустила такую возможность.

А этот, на переднем сиденье, похоже, уже переварил.

Или нет.

Но это не ее дело.

Жюли научилась не ввязываться в чужие проблемы. У нее своих полно. Она свернула свитер, подложила его под голову и уткнулась в древнее детское кресло, где сладко спал ее сын.

Ее целыми днями сводил с ума гул супермаркета, а частые бессонные ночи, проведенные в тревоге и мыслях о хлебе насущном, совершенно лишили сил. Так что Жюли сдалась и мгновенно заснула.