Впоследствии исследователи из интеллигентов, абсолютизирующие посещение университетских аудиторий, не раз высокомерно называли Сталина недоучкой, что занятно — ибо кто бы и что ни говорил, но духовное образование во все времена было хорошим образованием. Пусть там не присутствовали некоторые предметы, которые изучались в светских учебных заведениях, вроде естественных наук, литературы, иностранных языков. Зато оно давало, например, более глубокое знание истории. Но даже не в этом дело. Семинария дала Иосифу великолепный метод познания мира. Анализ Священного Писания научил его глубоко и полно анализировать прочитанные книги и соотносить их с жизнью, сопоставлять, применять книжное знание к жизни и наоборот, в то время как многие универсанты так навсегда и остались слепыми схоластами. Для человека, приученного читать и понимать библейские тексты, не представляют трудности самые запутанные общественные науки, даже такие, как философия — правда, после Библии философия неинтересна, но это уже совсем другая тема. Должно быть, там же, может быть, даже не замечая этого, он получил ту особую жизненную стойкость, которая всегда отличала Сталина от его товарищей по партии. Наконец, и некоторые специальные умения оказались далеко небесполезны — так, Сталин всегда имел совершенно особые ораторские способности. Он говорил коротко, доходчиво и убедительно, никогда не произносил пламенных речей, как другие ораторы, зато умел убеждать и совершенно великолепно владел аудиторией. Ничего удивительного в этом нет, если вспомнить, что в семинарии Иосиф изучал гомилетику — искусство церковной проповеди, которое потом успешно применял. Правда, совсем в другой области жизни, но зато чрезвычайно продуктивно.

А самое главное — он всю жизнь занимался самообразованием. В тюрьме, в ссылке, в любую свободную минуту на воле Иосиф был всегда с книжкой. Книги — единственное, что он был способен «экспроприировать» даже у товарищей. Когда Сталин уже стал главой государства, то, по одним данным, его норма чтения была 300 страниц в день, по другим — 500 (!). После его смерти осталась громадная библиотека — около 20 тысяч томов, большинство с пометками (!). И это при том, что большая часть сталинской библиотеки пропала во время войны. И не стоит абсолютизировать диплом — столько есть невежд не только с дипломами, но даже и с учеными степенями!

Из мифологии:

Как-то, отдыхая на юге, Сталин пригласил к себе расположившегося в тех же краях Рютина. Тот сказал: «А что я у тебя буду делать? Нам с тобой не о чем разговаривать. Ты хоть бы на русском Гегеля прочитал!»

Ян Стэн был умен и философски образован. Он по просьбе Сталина стш1 читать ему персональный курс лекций по философии Гегеля. Стсишн многого не понимал и многое путал. На редкость темпераментный для латыша учитель тряс его за лацканы пиджака и в кругу друзей не раз говорил о посредственных теоретических способностях Сталина. Во второй половине 30-х он погиб.

После ареста Стэна Сталин присвоил конфискованную у него при обыске статью по диалектике и включил ее в «Краткий курс истории партии» в качестве четвертой главы.

Академику Митину позвонил Поскребышев:

— Товарищ Митин, считаю необходимым сообщить вам, что товарищ Сталин упомянул вас при обсуждении проблем экспертизы по поступающим в ЦК идеологическим документам: «Он же наш хирахир».

— У Митина задрожали колени. Двое суток они с женой рылись в словарях и энциклопедиях и гадали, что могло значить слово «хирахир». На всякий случай приготовили допровскую (допр — дом предварительного заключения) корзинку со всем необходимым. Отчаявшись, они стали звонить друзьям и знакомым, но никто не знал, что такое «хирахир». Наконец звонке на сороковом какой-то аспирант неуверенно предположил:

— Кажется, в «Фараоне» у Пруса есть герой Хирахор.

— Следующую ночь супруги Митины листали Пруса. Хирахор оказался жрецом — душителем всего нового и передового. «Слава богу!» — обрадовались супруги и легли спать.

Однако начитанность наших академиков ну просто потрясает!

В 1940 году Сталин распорядился создать для массового читателя книги по философским дисциплинам. В Институте философии решили делать хрестоматии высказываний классиков марксизма-ленинизма по разным вопросам.

Сталин посмотрел рукопись и сказал:

— Вы думаете, только вы умные и читаете сочинения классиков, а другие дураки и пусть довольствуются цитатками?

И издание погорело. Позже идею цитатника осуществил Мао.

Пусть скажут спасибо, что не расформировали их контору и не отправили их всех на стройки коммунизма. Мало того, что главе государства, несмотря на крайнюю занятость, пришлось собственноручно писать философскую главу «Краткого курса», так товарищи философы не способны написать даже элементарную популярную книжку. Зачем тогда вообще кормить все эти институты?

У каждого времени есть свой «золотой век», о котором ностальгически вздыхают и на светлый образ которого опираются в туманных мечтах о будущем. В нашем времени сказочно прекрасной предстает со страниц красивых журналов и из кадров красивых фильмов «Россия, которую мы потеряли». И кажется диким и безумным соблазном все происшедшее позднее. Как они могли, предки наши, как могли — такую страну! Какие Достоевские бесы их попутали? Вот уж доподлинно никаким умом не понять этот проклятый народ, что вечно от добра добра ищет!

Да, конечно, умом Россию не понять, если ум этот воспитан на французских идеях и немецкой философии (впрочем, умом, воспитанным на идеях и философии, не понять никакого народа, в том числе немецкого и французского тоже, но у нас речь не о том). А Россию очень даже можно понять умом, если вооружить этот ум не книжной премудростью, а знанием того, что было на самом деле.

О, золотой век России, прекрасной дворянско-интеллигентской России, той, которую они потеряли, с бело-колонными усадьбами, самоваром летним вечером, барышнями в белом, вишневыми садами и пр. Мне несколько лет назад удалось одной фразой излечить своих дочерей от ностальгии по «золотому веку». Я им сказала: «Девочки, с вашим происхождением вам бы не на балах пришлось танцевать, а в лучшем случае на кухне посуду мыть, если повезет, конечно…» Девочки подумали и сказали: «Не хотим!» Такого везения они не желали. Наши с ними предки были из тех десятков миллионов россиян, которые этой России не теряли, они теряли какую-то совсем другую Россию и не особенно, по правде сказать, о ней и жалели.

Конечно, лукавила социалистическая пропаганда, утверждая, что большевики были народной партией, а революция, которую они делали — народной революцией. Небольшая партия социал-демократов в то время была сугубо интеллигентской тусовкой. Собственно «угнетенных и неимущих» в ней присутствовало крайне мало, в основном постольку, поскольку они могли пробиться в высшие учебные заведения. Революция в России (дальнейшие обобщения не входят в задачу этой книги, а вообще можно было бы…) представляла собой исключительно барскую забаву, и не зря трезвый и циничный публицист Иван Солоневич разделил имущий класс на «дворянина с бомбой и дворянина с розгой». Ибо в основе ее лежала идея переустройства общества, а идея — дама утонченная и проживает исключительно в высших слоях, где ей могут достойное обхождение преподать. Даже для того только, чтобы понять писания Маркса, и то требовалось иметь образование, и не какое-нибудь там реальное училище, а желательно университет. И молодые господа, нахватавшись в университетах и революционных кружках передовых идей, таких красивых и таких привлекательных для юных сердец, очертя голову кидались заниматься переустройством мира во имя построения идеального общества — таким, каким его понимали. Понимали по-разному, а соответственно, и переустраивать брались по-разному. Но у всех у них была одна общая черта, которую в свое время замечательно точно сформулировал Достоевский: «все предусмотрели господа социалисты, а натуру человеческую недоучли». Ибо для идеального общества требовались идеальные люди — а где их взять?