Очевидно, в раннем возрасте Веня страдал от острой нехватки кальция. И как только появилась такая возможность, он тотчас же реализовал вот эту детскую недостаточность, причем с колоссальным завышением. Парадное крыльцо, вестибюль, зал для приемов (язык не поворачивается назвать это циклопическое помещение уютным словом «гостиная»), все было сплошь отделано различными породами мрамора.

Это был в буквальном смысле мраморный рай. Под его довлеющим величием и помпезностью я чувствовал себя не просто ничтожным человечком, а натурально тараканом, внезапно выползшим из канализации в самый разгар великосветского приема где-нибудь в Константиновском дворце. Цифры и факты со страшной скоростью замелькали в моей голове и там чуть было не приключился коллапс: я был не в состоянии представить себе, как долго и в каких объемах нужно воровать, чтобы отстроить вот такую «бардачную халупу».

Зал был круглым, с высоченным потолком в виде полусферы (почти как в планетарии), сплошь изукрашенным античными фресками.

На стенах висело множество картин известных мастеров Возрождения. Не стану утверждать, что это были подлинники, однако для такого дома это было бы вполне естественно и гармонично.

Тяжелые хрустальные люстры, антикварная мебель, словно бы позаимствованная из музея, старинный паркет, наверняка выломанный из какой-нибудь княжеской усадьбы, и подавляющая мраморная доминанта: одним словом, все здесь было очень качественное и дорогое, так что не нужно было объяснять, что хозяин — очень влиятельный и невероятно богатый человек.

В дальнем конце… Впрочем, это я от избытка чувств, какой конец может быть в круглом зале?! Итак, в стороне, диаметрально противоположной центральному входу, возвышалась сцена, на которой играл оркестр.

Играли «Вальс-фантазию», очень качественно, профессионально, но… без огонька, без души, как на рядовой репетиции, при пустом зрительном зале.

Увы, у оркестра в самом деле не было ни одного слушателя. То есть люди в зале были, приходящие — уходящие, транзитные, одним словом, никто не задерживался и не обращал лик к сцене, словно бы там и не играли живые музыканты, а работала обычная стереосистема.

Да, дорогие мои, в это трудно поверить, но огромный роскошный зал, одна лишь отделка которого перекрывала стоимость нескольких десятков обычных квартир, выполнял функцию проходного двора или перекрестка. Собственно дверь здесь была всего одна, через которую мы вошли, и не дверь даже, а массивные двустворчатые ворота. Между тем входов-выходов тут было как минимум с дюжину: в стенах зала, через равные промежутки, располагались арочные проемы, драпированные тяжелыми бархатными портьерами. Через эти проемы сновали люди, сугубо по делу, озабоченно и поспешно — в зале не было ни одного праздного слушателя или любителя поглазеть на картины.

Ввиду отсутствия публики, или еще по какой-то причине, вид у музицирующих был отнюдь не радостный. Не раз наблюдал, как в переходе под Манежкой играют музыканты, которым в шляпу прохожие бросают мелочевку. Так вот, те исполнители выглядели гораздо более одухотворенными и живыми, в их нотах чувствовался энтузиазм и здоровый кураж.

У местных же музыкантов лица были понурые, движения вроде бы четко выверенные и едва ли не идеальные и в то же время совершенно механические и какие-то… мертвые, что ли…

Меня вдруг пронзила острая жалость к этим мастерам в красивых фраках, которые играли в пустоту, словно похоронный оркестр на пустом кладбище, в отсутствие покойника и траурного кортежа, потерявшегося где-то в непроглядной круговерти снежной бури…

— А когда за стол будут садиться? — прервал мои высокие экзистенции наш мелкий проглот.

— Ты имеешь в виду «все вместе за общий стол»? — уточнил доктор. — Хмм… Это какой же стол надо, чтобы такую толпу усадить… Нет, здесь так не принято.

— Ну и порядки, — огорчился Юра. — А где тут вообще можно пожрать?

В этот момент мимо нас как раз дефилировали две прелестные девицы в старинных русских костюмах, мне стало неловко за кондовую прямолинейность коллеги и я торопливо-громогласно спросил, нет ли в этом доме библиотеки.

— О да, библиотека здесь просто потрясающая, — оживился доктор. — Причем есть такие раритеты, которые могли бы занять достойное место в музее. И что самое удивительное: любую книгу можно попросить почитать, не откажут!

— Да вы что?! Ну так…

— Э, читатели, вы чего с темы спрыгиваете?! — возмутился Юра. — Где тут можно пожрать?

— Следуй по запаху, не ошибешься, — доктор указал на один из арочных проемов, из которого тотчас же, словно бы в подтверждение его слов, выскочили двое молодцев в белоснежных передниках, с большими подносами, уставленными закусками, и трусцой припустили через зал к другому проему.

— Стало быть, там у нас «кухонька»? — оживился Спартак. — А крепкие напитки там есть?

— Полно, — обнадежил доктор. — Так что особо не увлекайся: тут такой ассортимент, что на одной лишь дегустации можно набраться до полного анабиоза.

— Не волнуйтесь, я не подведу, — пообещал Спартак и возбужденно ткнул Юру локтем в бок. — Ну что, коллега, курс «зюйд-зюйд-вест»?

— Курс «жрать-жрать-жрать», — подтвердил Юра. — Вы с нами или как?

— Мы через некоторое время к вам присоединимся, — доктор кивнул на одну из арок. — Ну что, пройдемте в библиотеку?

— Всенепременно!

* * *

Итак, Юра со Спартаком убыли курсом «зюйд-жрать-пить», мы с доктором отправились в библиотеку. Степа неожиданно увязался с нами. Наш рыжий терминатор, помимо всего прочего, записной книгочей и, по-видимому, сейчас не очень голоден. Спартак, кстати, тоже любит почитать, но «кухонька», как видите, в данном случае одержала убедительную победу.

Этот дом был похож на маленький запутанный город, в котором отсутствовали таблички и путеводители, так что без гида здесь запросто можно было потеряться. Выдвигаясь к библиотеке, мы миновали множество великолепно обставленных комнат, в которых находились группы людей: доктор походя объяснял назначение каждого помещения и негромко комментировал присутствие в них наиболее значимых лиц. Не особо значимых, но вполне известных, тоже хватало: примерно половину из тех, кто тут был, нам чуть ли не ежедневно показывают по телевизору. Единая гостевая стихия как таковая отсутствовала, каждая группа развлекалась по своему произволу: пели песни под рояль, играли в карты, курили сигары, катали большие и малые шары (тут в числе прочих забав были боулинг и бильярд), пили, ели, заговорщицки шептались по углам, смотрели какие-то домашние видеоролики и так далее. Во многих местах доктора узнавали и реагировали с закономерно-нездоровым юмором: «так-так, ну и у кого там приступ шизофрении?!»

На нас со Степой в основном никто не обращал внимания, словно мы были невидимками, только в одном месте раздраженно заорали, что у них интим и потребовали убираться вон. Видимых проявлений интима мы не обнаружили, но хамить не стали и убрались.