как пушечный выстрел в глухой деревушке, жители которой никогда не слыхали об оружии. Радушное выражение сползло с лица Консьержа, полоснув лицо кислой гримасой из смеси отвращения и плохо замаскированного презрения. Он не надеялся услышать эту фамилию когда-нибудь вновь, но судьба умела показывать представления, достойные оваций. Мужчина перед ним выглядел смутно знакомым: те же глаза-бусинки, тот же заостренный нос, те же тонкие губы, занавешенные нестрижеными усами. Только искренняя улыбка и теплота во взгляде были незнакомы, как будто пришиты на старое лицо от другого человека. И это вносило сомнения во вторую мысленную пометку, сделанную Консьержем.

– Отец так много рассказывал про это место, признаться, я ожидал большего, – добродушно рассмеялся Кенсингтон-младший.

Консьерж вскинул седую бровь.

– Ну конечно, он рассказывал. – Едкая горечь просочилась сквозь слова, повиснув в воздухе и не достигая ушей собеседника. – Вы хотите зарегистрироваться? – с нажимом спросил он, надеясь покончить со ставшим ненавистным разговором и четой проклятых Кенсингтонов.

– Думаю, нет смысла, – усмехнулся Кенсингтон-младший. – Я ведь вроде как нынешний владелец. Пока, – добавил он чуть тише, что не ускользнуло от Консьержа.

– Простите?

– Мы приехали, чтобы осмотреть отель заранее, пока не прибудут оценщики и подрядчик. Полагаю, потребуется серьезный ремонт, прежде чем я смогу выгодно продать эту дыру.

Девочка, отключившаяся от скучного разговора около пяти минут назад, была готова поклясться, что услышала, как потолочные балки отеля загудели. Она побоялась поднять голову, поэтому повернула ее влево, всматриваясь в призрачно-темный коридор, но густые тени, обволакивающие стены, не давали разглядеть ни капли пространства.

Маленькая мисс втянула шею в плечи и испуганно взглянула на Консьержа, который выглядел довольным ее потрясением. Девочка распахнула рот, чтобы снова задать свой последний вопрос, но пожилой человек покачал головой, то ли призывая молчать, то ли предусмотрительно отвечая, что привидений в отеле не водится. Надо ли говорить, что оба варианта для Маленькой мисс казались одинаково непривлекательными, поскольку, хоть страх и был силен, любопытство и жажда приключений ничуть ему не уступали.

– Вы не можете продать отель, сэр, – холодно заявил Консьерж.

– Здесь сказано, что могу, – хохотнул Кенсингтон-младший, стуча мозолистым пальцем по закрытой папке. – Отец завещал мне это место, а значит, я могу делать с ним что угодно.

Консьерж поморщился, отчего его лицо стало похожим на скукоженный изюм. Простота новоиспеченного наследника располагала к улыбке, но вот бескомпромиссное заявление не вызывало ничего, кроме желания отвесить пощечину и выставить гада за порог. Только это, увы, расходилось с возможными полномочиями… Поэтому служащий отеля отложил бесполезный спор в мысленную папку «до подходящего времени» и повернулся, чтобы выудить из ячеек три ключа.

– Что ж, ваши комнаты будут готовы через час. Вы можете проследовать в гостиную, пока вас не позовут. Обед подадут в столовой в три часа, я распоряжусь сию же минуту. И маленькая просьба… – Он многозначительно взглянул на детей, понижая голос до рокочущего полушепота. – Пожалуйста, не спускайтесь в подвал, он не приспособлен для игр.

Девочка вскинула голову, широко улыбаясь. Она кивнула, изобразив скаутский жест одной рукой, пока на второй, надежно спрятанной за спиной, подальше от пытливых глаз Консьержа, в неповиновении перекрестились два пальца. Сообщение было принято, как только слова слетели с бесцветных мужских губ, – исследовать подвал при первой же возможности.

Вода в кране капала с частотой ударов сердца, бьющегося в грудной клетке загнанного в ловушку зверька. Миссис Кенсингтон разглядывала скудное пространство номера, именуемого президентским. Даже с большой натяжкой он не мог бы служить таковым, но пара дней вдали от дома ощущалась глотком свежего воздуха после города, гудящего машинами и заводами, источающими ядовитый смог и вызывающими желание наглухо заколотить ставни.

Пожелтевшая раковина уже была уставлена привезенными уходовыми кремами и лосьонами, ноги уютно устроились в пушистых тапках, а тяжелое украшение, сделанное на заказ, наконец снято с уставшей шеи. Единственным, что тревожило наивную душу белокурой матери семейства, было странное поведение мужа.

Женщина вышла из ванной и стала дожидаться, пока виновник ее беспокойства обернется. Он суетливо расталкивал вещи по прикроватным тумбам и комоду, роняя носки и галстуки. Зачем было брать так много всего в короткую поездку, она не знала.

«Ты какой-то взвинченный», – подметила миссис Кенсингтон, взглядом встречаясь с мужем.

– С чего ты взяла? – Казалось, он действительно не понимал.

Тогда женщина принялась жестикулировать тверже, с особой экспрессией, чтобы точно донести свою мысль, не растеряв ни капли возмущения.

«Тебе стоит быть помягче с детьми, они не напрашивались в эту поездку, но приняли твой приказ без возражений. Прошу, перестань обращаться с ними как с мебелью».

– Я приехал сюда по делам, – ответил мужчина, проводя пальцами по редким черным волосам. – Дети – не моя забота. Просто займи их чем-нибудь. – Он отвернулся к комоду, избегая ответа, но женщина подошла ближе и вцепилась в рубашку мужа, призывая взглянуть на нее.

«Порой мне кажется, что ты превращаешься в своего отца, – показала она. – Это не сулит ничего хорошего, ты видел, как переменилось лицо того человека, стоило ему услышать твою фамилию?»

Кенсингтон-младший всегда умел убаюкивать словом, вот и сейчас, стоя перед взволнованной супругой, он, подобно факиру, играл свою мелодию, усыпляя ее бдительность, как делал это долгие годы.

– Тебе не о чем волноваться. Теперь я здесь хозяин.

Хоть он и ненавидел отца, бросившего его еще до рождения, но не гнушался прибрать к рукам его наследие.

«Что бы ты ни сделал, я поддержу тебя во всем», – покончив с упреками, женщина опустила руки, что означало конец разговора.

– Меньшего я не ожидал, дорогая. Лучше проверь детей, – устало произнес Кенсингтон-младший, снова избегая смотреть на жену.

Вздохнув, та вышла за дверь и направилась дальше по коридору, обшитому деревянными панелями и видавшей лучшие времена тканью вместо обоев. Будучи хорошо воспитанной в юности, она не вторгалась в чужое пространство без предупреждения, поэтому, сжав металлическую кованую ручку, постучала дважды.

Ответа не последовало. Приложив ладонь к шершавой поверхности, женщина сразу поняла, что за дверью гостиничного номера, в котором разместилась Маленькая мисс, играла музыка. Она сотрясала эту дверь и часть прилегающей стены, отдаваясь вибрацией. Другая мать непременно бы крикнула, чтобы быть услышанной собственным ребенком, но миссис Кенсингтон больше не кричала. Она вообще больше не разговаривала.

Стиснув зубы от досады, женщина принялась колотить в дверь сильнее и дергать ручку для убедительности. Спустя добрых пять минут Маленькая мисс соизволила приоткрыть деревянную броню на ширину, не позволяющую заглянуть внутрь.

– Ну чего ты скребешься, как мышь? – с вызовом спросила она, насупив брови и четко проговаривая слова, чтобы мать смогла прочитать по губам.

«У тебя все в порядке? Нужна помощь с вещами?» – жестами показала женщина, ласково улыбаясь.

– Мне здесь не нравится, – обиженно заявила дочь. – Тут нет даже нормальной розетки, а у меня зарядки осталось на одну песню.

Музыка для девочки была сродни кислороду. Она не могла и представить, как пережить эти катастрофически долгие два дня без желания выброситься в окно.

«Мы могли бы прогуляться по саду после обеда. – Миссис Кенсингтон подмигнула, передразнив жест дочери из скрещенных на груди рук. А затем изобразила в воздухе послание. – Не хандри, милая! Скоро все закончится».

На первый взгляд «Полдень» был лишь бездушным, неживым и безликим отголоском времени, заточенным в каменные стены, не пропускающие солнечный свет и тепло. Но прямо сейчас, в ответ на столь уверенное заявление, он разразился безудержным хохотом. Этот хохот полился из динамиков телефона Маленькой мисс, сливаясь с песней настолько плавно, что поначалу она даже спутала его с помехами. Но мать снова привлекла внимание дочери, и смех прекратился, будто его и не было.

«Я спрошу твоего брата, не составит ли он нам компанию», – предложила женщина, погладив дочь по коротким волосам.

Дальняя комната в коридоре принадлежала самому младшему из мужской линии Кенсингтонов. Но он ненавидел сочетание «младший-младший», поэтому, уважая его выбор, мы остановимся на обыкновенном Сын семейства.

Парень не запирал двери, что было нехарактерно для подростков, вечно жаждущих уединения. Просто тесные стены комнаты душили его личность своими тисками. Он предпочел бы ночевать на крыше, поближе к свежему воздуху и подальше от замкнутого пространства, но родители не оценили бы такое желание, а отец наверняка еще и высмеял.

Когда мать все же постучала в дверной косяк, Сын семейства оторвался от рюкзака, напичканного мальчишеским барахлом, и поднял голову.

«Чем занимаешься?» – спросила миссис Кенсингтон, останавливаясь на пороге номера.

Вместо