Вендт ковырял носком ботинка настил палубы, искоса разглядывая профиль командующего военно-морскими силами. Странное выражение было на этом обветренном степью лице с зеленоватым оттенком. Не выражение разочарования в провале операции, нет! А такое выражение, будто бек удержался на краю пропасти, избежал страшной опасности, еще не вполне веря в свое спасение. Батыр не сводил глаз с кружки в руках капитан-лейтенанта. Кадык дернулся на шее. Он судорожно сглотнул слюну и сказал:

– Вы чудовище!

– Нет, я командир «U-1277»,– попытался внести ясность капитан-лейтенант. Он всегда плохо понимал намеки.

– Тебе надо вырвать сердце и скормить акулам! – настаивал адмирал, снимая каску. Первые признаки похмелья неудержимо разгорались в организме. Терпение у Батыра лопнуло.– Наливай!

Кок наклонил термос над кружкой. Прозрачная жидкость, булькая, полилась из горловины. Аромат свежего первача перебил все запахи вокруг, даже безбрежный океан спасовал. Отто повеселел. Разнос за бездарный провал задания откладывался. Набежавшие тучи трибунала над офицером развеялись.

– Стакан по кругу! – простуженно шмыгнул носом Нестеров.

Матросы на палубе одобрительно загудели. Всем понравилось предложение неунывающего летчика.

Батыр крякнул, оторвавшись от кружки, и вытер засаленным рукавом роскошного халата рот:

– Кока поощрить своей властью! Молодец! – Бек вцепился обеими руками в леера и обвел мутным взглядом океан.– Опять вокруг одни волны. Кто бы знал, как мне все это надоело! – Он прислушался к внутренним ощущениям. Похмельный синдром исчез без следа, растворившись в хорошей дозе алкоголя. Остались только легкая грусть и небольшая трясучка рук. Если специально не приглядываться, то и не заметишь.

Батыр навсегда запомнит картину последних событий: узкий, как гроб, отсек камбуза, темная холодная вода, серый брезент пластыря, вздувшийся нарывом на пробоине в борту. «Буду помирать, строго накажу всем в ауле: близко к открытой воде не подходить. Никогда! Арыки обходить стороной».– Так думал бек, стараясь не смотреть на волны.

– Жизнь налаживается. Надо только не делать дело и не думать о последствиях.– Батырбек поднял непросохший малахай и тут же нахлобучил его на голову. Провонявший соляркой головной убор сполз бесформенным комом на глаза. Ничего не стало видно: ни берега, ни проклятого океана. На душе сразу полегчало.

Еще несколько раз десантники пытались прорваться в дюны. Но каждый раз их останавливал, пригвождая к песку, скупой, но точный огонь пулемета. Между дюн виднелся зеленый щиток «максима». «Близок локоток, да не укусишь,– думал Кузнецов.– Далеко засел. Гранату не добросить, нет».

Моряки пытались окопаться. Неглубокие окопы сразу наполнялись мутной водой. Из командиров остались двое: обер-лейтенант и боцман. Именно они объединили вокруг себя разрозненные группы уцелевших моряков.

Пулеметчик теперь стрелял непрерывно. Песочные фонтанчики пуль надвигались кипящей завесой. Шум прибоя потонул в сплошном грохоте. Лежащий рядом с Кузнецовым моряк отстреливался короткими очередями. Он экономил патроны, в десант им выделили мало боеприпасов. Специальные патроны всегда были в дефиците.

Штурмовой группе под командованием боцмана удалось нащупать слабое место в обороне защитников побережья на левом фланге. Короткими перебежками моряки стали обходить позицию пулеметчика. Залегшие на берегу, у кромки прибоя, автоматным огнем прикрывали отчаянный бросок моряков, рванувших на прорыв обороны. Нескольким матросам, ведомым битым морским волком, удалось добраться до дальней дюны. Теперь они были под прикрытием пологого песчаного бархана, в мертвой зоне пулемета. Неизвестно, что именно послужило причиной решения прорываться в глубь вражеской территории: стремление выполнить поставленную задачу либо просто желание вырваться из-под шквального огня.

Факт остается фактом: нескольким десантникам удалось добраться до песчаной горы. Их путь до укрытия можно было проследить по черным бушлатам менее удачливых моряков. Пятна попаданий красными язвами выделялись на черной форме…

Защитников дота внутри «Избушки рыбака» было мало. Строго говоря, он был один. Внутри бетонной коробки форта сидел на ящике с патронами красноармеец Филиппов – стажер отряда, кандидат в сотрудники отдела спецопераций. За ночь Петруха не сомкнул глаз ни на секунду. В предрассветной мгле он видел в квадратик амбразуры, как в залив бесшумно скользнул хищный силуэт вражеской субмарины, но ничего сделать не мог. Немецкий капитан рассчитал все точно. Стволы двух станковых пулеметов бесполезно торчали из бойниц. Враг находился в мертвой зоне дота, надежно укрытый высокими прибрежными дюнами.

Наступил рассвет. Громыхнул взрыв, за ним другой, третий… Петруха замер у амбразуры, напряженно вслушиваясь. Глухие хлопки разрывов потревожили безмолвие раннего утра. «На минное поле наскочили,– обрадовался Петруха. В отряде орудий отродясь не было, кроме карманной артиллерии – гранат.– Не зря мы весь берег накануне перекопали. А потом еще граблями разравнивали, чтобы незаметно было».

Застучали автоматы. Противник надолго замолчал: минное поле серьезно проредило боевые порядки. Но десантники не оставляли надежды пробиться из огненного мешка засады в глубь острова.

Стажер мерил шагами помещение маленькой крепости. От турели центрального пулемета до бронедвери ровно семь шагов. У него был строгий приказ командира: сидеть в доте и не покидать его ни под каким предлогом.

За дюнами грохотал бой. Товарищи там, а он отсиживается за метровыми бетонными стенами. Внутреннее противоречие раздирало Филиппова: с одной стороны – приказ, а с другой – душевные терзания. Дисциплина в очередной раз не устояла перед натиском совести.

Петруха прикрутил на винтовку черный цилиндрический набалдашник. На инструктаже всех предупредили: если кто-то будет стрелять без насадки, то до трибунала не доживет. Это стажер усвоил крепко. Приказ, подкрепленный обещанием немедленной кары, быстро добирается до подкорки мозга, минуя сознание.

Он с трудом открыл, а потом закрыл бронированную дверь дота, навалившись на нее всем телом. Сухо щелкнул ключ в замке. Петруха быстро написал записку: «Ушел за патронами. Скоро буду» и повесил замусоленный клочок бумаги на гвоздик, торчащий из двери избушки. Деревянную дверь он закрывать не стал, а ключ от бронедвери дота спрятал под первую ступеньку крыльца. Стажер рассудил здраво: свои знают, где тайник, а чужому никогда в голову не придет искать ключ от секретного объекта.

Посчитав, что теперь его совесть чиста, Петруха с трехлинейкой наперевес помчался туда, где стрелял «максим» и коротко огрызались автоматы.

Филиппов с трудом поднимался на высокую дюну. Худые ноги в ботинках и обмотках почти до колен вязли в сыпучем песке. Вот и верхушка гребня. Ах, как вовремя! Правильно говорил товарищ Задов: «Плюнь, Петро, на эти приказы. Отцы-командиры все равно ничего путного не придумают».

Внизу короткой цепью шла группа автоматчиков в черной форме. Враги были как на ладони. Цель – лучше не придумать. «Сейчас я вас расщелкаю, как в тире»,– подумал Петруха, вскидывая приклад тяжелой винтовки к плечу.