не ради служения, а ради обогащения. Подавляющее большинство «слуг народа» озабочено личной наживой. Чтобы в этом убедиться, достаточно изучить декларации их доходов. Ну а в завершение упомяну пятое следствие – постепенную утрату общенационального сознания. На нашей территории уже выросло поколение, для которого Москва такой же чужой город, как Вашингтон или Париж. Герцен когда-то писал: «В России между государством, представитель которого брит и одет в немецкое платье, и бородатым мужиком, одетым в длинную рубаху, осталась единственная связь – солдат». К сожалению, обрывается и эта связь. Многие не желают служить в армии а, следовательно, в лихую годину не встанут на защиту ставшего для них чужим государства. Вот и не смолкают разговоры о профессиональной армии, о службе по контракту. – Внезапно он возвысил голос: – Главная опасность неофеодализма – в разрушении государственно-правового сознания и подмене его местническим интересом. Неофеодализм намного отвратительнее своего предшественника, так как не стеснён религиозной моралью, традициями, личной и родовой честью. Его апостолы – либералы убеждают общество, что выход – в формировании так называемого среднего класса. Их нельзя упрекнуть в лицемерии, они твердят об этом с самого начала реформ. Странно другое, ими напрочь игнорируется тот факт, что средний класс сформировался в городах, независимых от феодалов. Где свободно развивались ремёсла и где, наряду с нарождающейся буржуазией, складывалось право в его нынешнем понимании. У нас же всё по-прежнему опутано бюрократической сетью и главным препятствием среднего класса является чиновник-неофеодал. Именно поэтому я обвиняю Либерализм в том, что на нашей территории возник и процветает Русский Неофеодализм – бессмысленный и беспощадный…

Помощник Прокурора сел на место. Его ученик, ввиду того что не был предупреждён об особой обстоятельности, с какой учитель подошёл к делу, уважительно посмотрел на мэтра, речь которого зачала в присутствующих осознание вины подсудимого, его полной и безусловной виновности во всех бедах, постигших население территории, где проходил суд над Либерализмом. Такое единодушие стало возможно потому, что многие на деле столкнулись с финансовым расслоением, расколовшим общество на имущих, малоимущих и неимущих.

Однако адвокатесса выступила в своей обычной манере. Не принимая в расчёт впечатление, каковое оказало на аудиторию речь Помощника Прокурора, она твердила о невиновности обвиняемого. Правда, её слова воспринимали настороженно ввиду их легковесности и неубедительности. Публике стала очевидной игра, которую она вела, к тому же ввиду важности процесса и прикованного к нему внимания Демократия нередко переигрывала! Как случилось и в этот раз, когда на взвешенное обвинение ответом последовало кокетство и отсутствие внятных аргументов. Даже Судья, наблюдая за ней, не мог взять в толк, неужели Демократии нечего сказать? Отчего не ссылается на факт, что лёг в основу обвинения? Ведь если рассуждать здраво, вопрос об общенародной собственности не столь однозначен, и его можно по-разному интерпретировать. В особенности, если учесть, что советское государство свергло монархию. А что было до того, пока призрак коммунизма спал, а не маршировал по земному шару? Да и потом, как распорядилась Власть Советов с собственностью царской семьи, промышленников и фабрикантов? Забавно, подумалось Судье, на скамье подсудимых – Либерализм, но экспроприация не его изобретение.

Не следует думать, будто Судья симпатизировал обвиняемому. Отнюдь! Он рассматривал дело со всех сторон и был объективен. Но после выступления Помощника Прокурора у него возник вопрос: отчего в момент исчезновения с политической карты мира Страны Советов не нашлось потомков тех, кто легко мог заявить о реституции? Ведь именно благодаря их отсутствию участники экспроприации семнадцатого года до сих пор не преданы суду. Так чего добивается Помощник Прокурора? Повернуть всё вспять? Даже если предположить, что найдётся сила, и она, придя к власти, объявит незаконным всё, что произошло после развала СССР, кому от этого станет легче? Разве что в выигрыше останутся те, кто затеет новый передел собственности…

Размышления Судьи прервала адвокатесса. Посоветовавшись с клиентом, она попросила сделать перерыв. Судья объявил перерыв на один час. Присутствующие встали и, шурша мантией, он вышел. Подсудимого увели, однако публика по большей части не расходилась. Час пролетит незаметно, можно успеть перекусить тем, что предусмотрительно взяли с собой. Коридор суда ожил: кто устремился в туалет, а кто-то, наоборот, насыщал влагой обезвоженное тело. Жизнь продолжалась, и только адвокатесса оживлённо беседовала по телефону. Она консультировалась, как действовать в сложившейся ситуации. Её озабоченный вид демонстрировал растерянность. Демократия не ожидала столь жёсткого напора, а впереди ещё слово прокурора. Уж он точно обрушит на Либерализм всю мощь своего интеллекта. Вот и набрала неизвестного абонента, и долго с ним беседовала. По окончании разговора, который длился без малого весь перерыв, адвокатесса постаралась взять себя в руки; правда, от её былой уверенности мало что осталось. Демократия превратилась в милую девушку, волею судеб оказавшуюся на перекрёстке дорог, где скрестились интересы Либерализма, Коммунизма, Социализма и её женская доля…

Перерыв закончился, публика спешила занять места в зале заседания. Ввели обвиняемого, и адвокатесса обменялась с ним взглядом. Опытный Либерализм понимал, к чему всё идёт, и ничего не выразил на своём лице. Он порядочно устал от томительного ожидания. Всё, чего он хотел, – поскорее покончить с формальностями и оказаться на воле. В том, что так и будет, он не сомневался. В зал вошла секретарь-машинистка и торжественно произнесла дежурную фразу:

– Встать, Суд идёт!

Все поднялись, и Судья неспешно водрузился на своё место. Присутствующие вразнобой опустились на стулья, только адвокатесса осталась стоять. Она попросила слово, и Судья разрешил Демократии высказаться. Девушка посмотрела на Прокурора, а затем и его Помощника. Лицо Коммунизма было непроницаемо, и, немного волнуясь, она произнесла:

– Конечно, я всё понимаю! У Помощника Прокурора на лбу написано: женщина в мужских делах – к беде! Однако ему придётся с этим смириться, потому как от имени женщин я и начну говорить. То, в чём с таким азартом обвиняют моего подзащитного, возможно, в той или иной мере имело место. Вопрос лишь в степени его виновности, поскольку все мы не без греха. Но я скажу о другом. Без моего подзащитного женщины и по сей день оставались бы бесправными и забитыми, ведь именно благодаря Либерализму возникла эмансипация! И как её следствие – равноправие, возможность выбирать и быть избранной в органы государственной власти. Да разве дело только в этом? – Демократия обвела взглядом зал. – Посмотрите, как преобразились женщины! Как они расцвели. Сейчас не принято упоминать, что не так давно к нам относились как к бессловесным животным. Унижали, оскорбляли и даже били. Впрочем, такое встречается и по сей день. Но ведь именно мы вынашиваем и