«Мы посылаем вам подарки с нашими послами и будем рады вашим дальнейшим посещениям тем же путем, что вы открыли, и окажем вам в будущем милость».

Приведенное нами первое сообщение о Янтарном береге носит случайный характер, как следствие безумной прихоти римского императора Нерона, сохранившееся благодаря страсти Плиния к собиранию всяческих сведений об окружающем мире. А вот второе — официальное письмо, исходящее из государственной канцелярии столицы италийских готов Равенны. Так сказать, документальное историкоэкономическое свидетельство…

Еще в самом начале христианской эры, после двух тысяч лет господства на рынках предметов роскоши североморского янтаря, в поле зрения средиземноморских торговцев (шедших по стопам своих финикийских, карфагенских и этрусских предшественников) попали гораздо более богатые залежи янтаря на южном побережье Балтийского моря. При римском императоре начала III в. п. Р.Х. Марке Аврелии Антонине Гелиогабале (Элагабале, Элиогабале) ввоз «солнечного камня» в Римскую империю сократился. Причем сократился так резко, что причины следует искать не столько в изменении вкусовых предпочтений римских любительниц (и любителей) роскоши (главным из которых был сам Гелиогабал), сколько, прежде всего, в чем-то другом. А именно — в изменении ситуации на торговом «Янтарном пути», в первую очередь — в его средней и северной части.

По мнению большинства современных историков, сообщение Плиния касается времени первого переселения готов из «Скатинавии» в дельту Вистулы. Эта миграция в «Готискндзу» произошла не ранее 100 г. д. Р.Х. и не позднее 100 г. п. Р.Х. Свидетельство Кассиодора приходится на «золотую пору» готской истории. Прибывший некогда со «Скандзы» на немногих кораблях, спасаясь от жестокой нужды, готский народ — Готтиуда, дойдя до далекой Италии, создал, при Теодорихе Великом, сильнейшую державу Запада. И доказал, в лице этого выдающегося деятеля позднеантичной истории, что готы — уже не «грубые варвары», но достойные наследники римской, а если быть точнее, то и всей древней, высокой средиземноморской культуры.

Но и в рамках этого пятисотлетнего периода янтарь, как своеобразный «ископаемый маяк», помогает «пролить свет» на темные периоды готской истории, сообщая необходимую нам информацию о готах. Так, например, известно, что примерно к 100 г. п. Р.Х., как свидетельствуют находки древних монет (или их отсутствие), торговля между «Янтарным берегом» и средиземноморскими землями пришла в упадок. В Прибалтике было найдено много тысяч римских, греческих, византийских, а впоследствии — также арабских монет. Поскольку все эти монеты поддаются датировке, то с большой степенью точности свидетельствуют о состоянии торговли столь давних времен, что о ней у нас не имеется иных свидетельств. Они дают нам представление об удивительно тесных связях между Янтарным побережьем, Адриатикой, Евксинским понтом и Восточным Средиземноморьем. Об активно используемом «торговом мосте» через области, о которых, скажем, историки Германского Второго рейха времен Гогенцоллернов утверждали, что их цивилизовали только немцы.

Между 196 г., последним годом «нормальной частоты» находок ископаемых монет, и 220 г. — годом кризиса Римской империи в правление погрязшего в грязи, крови и роскоши распутного Гелиогабала, на пребывавших ранее в состоянии относительного спокойствия территориях между Вистулой, Карпатами (Сарматскими, или Венедскими, горами) и Евксинским понтом (современным Черным морем) появилась новая, воинственная и весьма динамичная сила. Первоначально эта новая сила действовала в качестве противовеса римлянам, стремившимся расширить сферу своего влияния за Данубий, вплоть до упомянутого выше Бойугейма, Бойгема или Богейма (современной Чехии-Богемии, названной так по своим автохтонам — кельтскому племени бойев).

Вероятно, она сыграла определенную роль в переселении германских племен (известных впоследствии как аламанны, или аллеманы) из района севернее нынешних Судет и Рудных гор на Запад. А возможно, способствовала и волнениям, охватившим в период 214–218 гг. даков (народ гето-фракийского либо же иранского происхождения) и причинившим немало хлопот римскому императору Антонину Каракалле. Этой не поддающейся ныне точной идентификации силой, скорее всего, были готы. Ибо они как раз в период 220–230 гг., покинув дельту Вистулы, завоевали себе очередную «новую родину». Эта третья (после «Скандзы» и «Готискандзы») страна пребывания готских мигрантов («Ойум» или «Ауйом», о котором еще пойдет речь далее) располагалась на территории нынешней Южной России, в Северном Причерноморье (Припонтиде).

На первый взгляд, эти беспокойные, неугомонные, неутомимые готы были народом непосед. Однако, при ближайшем рассмотрении, они оказываются народом, которому потребовалось двести-триста лет на преодоление «дальней дистанции» от теперешней Южной Швеции до Черного моря. Причем не настоящим кочевым народом, вечно пребывающим в пути. А народом, ставшим номадом поневоле и стремящимся к оседлости (но только в подходящем месте). И, судя по всему, прошедшим путь от «Скандзы» до Понта Евксинского не разом, а в три или даже в четыре этапа, с довольно продолжительными промежуточными остановками (или, как говорили наши предки, «поприщами»).

Первым «поприщем» был Янтарный берег. Именно там готы впервые вступили на европейский материк. Возможно это произошло на месте нынешнего польского порта Гдыни. О чем говорит его немецкое название Готенгафен (Готенхафен, Готенгавен), т. е. «Готская гавань». Готы высадились там, чтобы сражаться. Сражаться до победы. А, победив, остаться на какое-то время на завоеванной территории. Иначе им пришлось бы сражаться непрерывно — или возвратиться восвояси.

Следующим «поприщем» стали, видимо, земли, расположенные в более удаленной от Янтарного берега материковой зоне. Скорее на правом, чем на левом берегу Вистулы. Там, близ реки, близ моря, готы, готовые принять последующие волны переселенцев со «Скандзы», поддерживающие связи между «Готискандзой» и своей старой «скатинавской» родиной, пережили первую фазу консолидации и выжидания. Возможно, в этой фазе готы нуждались в передышке, чтобы вновь собраться с силами. После жестоких схваток с соседями. Вытесненными готами из центров торговли янтарем и отброшенными от побережья вглубь материка.

В период между 150 и 200 г. п. Р.Х. готами снова овладел дух дальних странствий. Судя по всему, начался масштабный, хотя и очень медленный, процесс постепенного отделения и отселения отдельных готских племенных групп, приведшего вначале к незначительным, а затем — к все более серьезным волнениям в дельте Вистулы. «Птолемей размещает континентальных готов/гутонов на правом берегу Вислы, в пределах Европейской Сарматии, что отражает, по всей видимости, начавшийся процесс их передвижения на юго-восток» (Максим Жих. «Славяне и готы на Волыни и в Верхнем Поднестровье. Проблема локализации земли Oium и племени (gens) Spali»).

Свидетельства этого процесса имеют главным образом археологический характер. И, к сожалению, не могут расцениваться как неоспоримые. Вследствие двух факторов. Во-первых — торговли, способствовавшей переходу тех или иных изделий от одной народности к другой. И, во вторых — этнических миграций, приводивших к соседству не только живых, но и мертвых представителей разных народностей (вплоть до возникновения смешанных захоронений»). Эти два фактора поставили под вопрос однозначность атрибуции этнической принадлежности погребальной утвари, характерную