Сегодня посетителей не было. Не было и панических звонков от клиентов, опекаемых фирмой. Вконец обленившаяся группа захвата слонялась по этажам, вспоминала древние анекдоты и собиралась вывешивать при входе табличку «Переучёт». Или, ещё лучше, «Ушла на базу». Это последнее, кстати, было не лишено некоторого смысла. Эгидовский шеф, Сергей Петрович Плещеев, как уехал к девяти утра в Большой дом, так до сих пор и не возвращался. Трагизм ситуации состоял в том, что аккурат сегодня у Плещеева был день рождения, и в холодильнике стремительно прокисал (так, во всяком случае, считала группа захвата) роскошный тортище. Торт, по словам продавщицы, сочетал в себе безе с орехами, «птичье молоко», кремовые розы и ещё многое, отчего у любого нормального человека начинают течь слюнки.

– Ну вот!.. – жаловался Семён Никифорович Фаульгабер, гораздо более известный в народе как просто «Кефирыч». – Урки и те отгул взяли, а я… Старый, больной, трясущийся самэц…

Мы с милихою в стогу

Залегли и-ни гу-гу…

Только клевер в такт щекочет

Ейну правую ногу…[1]

На голове у него произрастал трогательный светло-рыжий пух, плавно переходивший в волосяной покров точно такого же цвета. Русский немец Кефирыч, по собственному выражению, сочетал в себе лучшие черты тех и других предков: на широкой безбровой физиономии поблёскивали голубые арийские глазки, а из закатанных рукавов камуфляжа торчали эсэсовские лапищи на зависть любому медведю. Секретарша Алла неприязненно косилась на Фаульгабера всякий раз, когда он возникал в пределах слышимости и видимости. Алла Черновец, девушка интеллектуальная и утончённая, грубияна Кефирыча терпеть не могла. Взаимность, надобно сказать, была полная и горячая.

В нагрудном кармане у Кефирыча время от времени начинало возиться и попискивать нечто живое. Простецки улыбаясь, великанище расстёгивал клапан, и из кармана высовывалась ушастая круглоглазая мордочка. Серый с белыми лапками подарок для шефа совершал прогулку по метровым хозяйским плечам и снова водворялся в карман. Там, внутри, не происходило ничего интересного, зато было тепло и необыкновенно уютно.

Младшее поколение Фаульгаберов некогда спасло бродячую киску, пойманную другими мальчишками, и, отстояв в драке, притащило домой. Теперь Муська уже много лет была полноправным членом семьи, но старые привычки не забывались: четыре раза в год она неудержимо сбегала на волю, после чего радовала любимых хозяев ещё одним выводком очаровательных малышей. Топить новорожденных Кефирыч был категорически не в состоянии, предпочитая правдами и неправдами пристраивать всех «в хорошие руки».

Как известно, лучший способ дождаться – это перестать ждать. Проверенный факт: запоздавшие гости звонят в двери в тот самый миг, когда хозяева, раздражённо плюнув, усаживаются за стол. Так и тут. Стоило Кефирычу от теоретических разговоров о самоваре перейти к делу и послать Багдадского Вора в «Здоровье» за плюшками – и на Аллином столе пронзительно заверещал телефон. Секунду спустя стёкла содрогнулись от дружного:

– Атас!.. «Смерть Погонам» по Загородному уже… Сонное царство тотчас превратилось в разворошённый муравейник, причём, естественно, обнаружилась тысяча мелочей, о которых не позаботились загодя. К тому времени, когда юркая плещеевская «девятка» затормозила на огороженной площадке у входа, с длинного стола в кабинете спешно сдували последнюю пылинку, а посередине бормотал, готовясь вскипеть, большой электрический самовар. Самовар никуда не спешил. Его уговаривали, понукали, щёлкали по бокам. Бездушная техника издевательски медлила.

Плещеев, облачённый в светлый джинсовый костюм, выбрался из машины. Он был очень похож на покойного Листьева: усы, шевелюра, очки, обаятельнейшая улыбка. Вот это последнее нынче определённо содержало нюансы, а хорошо знавшие Плещеева были людьми наблюдательными.

– Серёжа, что..? – ненавязчиво возникнув у дверцы машины, тихо спросил Саша Лоскутков.

– Потом, – отозвался Плещеев. – В узком кругу…

Пока Кефирыч тяжёлым взглядом гипнотизировал самовар, к собравшимся вышла накрахмаленная официантка. Первоначально на эту роль уговаривали и совсем было уговорили длинноногую красавицу Аллу. Увы, в последний момент с ней случилась истерика: Аллу подкосила мысль о том, чтобы предстать в подобном амплуа перед группой захвата и особенно перед её командиром Лоскутковым, на которого у девушки были определённые виды. «Инициатива наказуема…» – вздохнула Марина Пиновская по прозвищу «Пиночет» и без дальнейших комментариев удалилась переодеваться. И вот теперь потрясённый Плещеев сподобился лицезреть свою заместительницу в белом фартучке и с блокнотом в руках. Марине Викторовне было сорок пять лет: модные очки, причёска, высокие каблуки и осиная талия следящей за собой женщины. За «Пиночетом» следовал Багдадский Вор с прямым пробором, нарисованным на выбритой голове, опять же в фартучке и с полотенцем, перекинутым через камуфляжный рукав. Таков, по его понятиям, был имидж трактирного полового.

Кефирыч неожиданно развернулся вместе со стулом, полностью перегораживая проход, и потянулся навстречу Пиновской, плотоядно раскрывая объятия:

– О-о, meine Hertzlein, ты сегодня свободна?.. Марина Викторовна, ненамного превосходившая ростом сидящего «истинного арийца», поглядела на него поверх очков и отчеканила:

– Кефира не подаём-с!

Фаульгабер, съёживаясь, совершил пируэт в обратную сторону, и Алла Черновец запоздало пожалела о том, что не согласилась на роль, неожиданно оказавшуюся столь выигрышной. Подумаешь, фартучек и дурацкая кружевная наколка. Если даже старая грымза выглядела в них будте-нате, то уж она, прошлогодняя «Мисс Московский район»… Вот и Саша Лоскутков смотрит во все глаза и смеётся совсем не обидно, просто потому, что ему, как и прочим, интересно, весело и смешно… Пиновская же победно процокала каблучками к Плещееву и осведомилась:

– Что будем заказывать?

Она умела смотреть так, что её собственный шеф неудержимо чувствовал себя нашкодившим третьеклассником. Эффект возымел место и на сей раз. Сергей Петрович робко процитировал классический фильм:

– А весь список огласить можно?.. Пиновская по-прежнему строго глянула на него и стала читать:

– Коктейль «Вещь в себе»… коктейль «Гидролизный Джо»… «Собачья радость»… «Скупая мужская слеза»… «Для непьющих»… коктейль «Девичьи слёзки»…

– Мне «Вещь в себе»… пожалуйста, – заискивающе попросил эгидовский шеф.

Марина Викторовна величественно кивнула Багдадскому Вору, и тот упорхнул к сервировочному столику у окна, чтобы вернуться с… пустым фужером. Ровно одно мгновение под хохот сотрудников Плещеев изумлённо разглядывал чистенькое вогнутое донышко, потом до него дошло. Как и Пиновская, он принадлежал к поколению, ещё зубрившему в вузах диамат и истмат. Сергей Петрович широко ухмыльнулся, сделавшись уже точной копией Листьева, и стал ждать, какие сюрпризы достанутся остальным.

Кефирыч, возжелавший побрататься с «Гидролизным Джо», плевался и фыркал, вдыхая пары неразбавленного технического спирта: он не употреблял ничего крепче лимонада. Игорь Пахомов, решивший исследовать, что же такое на самом деле девичьи слёзки, подозрительно принюхивался к дистиллированной водичке. Осаф Александрович Дубинин сначала порывался утащить «Скупую мужскую слезу» к себе в лабораторию, но потом решил, что в родном коллективе его всё же вряд ли отравят, и перекрестясь дегустировал… купленный в аптеке хлористый кальций.