Комнату Басеньки я без всякого труда нашла наверху, на этом успехи закончились. Оставшаяся часть вечера представляла собой сплошную полосу кошмаров и страданий.

В кухню я спустилась через добрых полчаса, с намерением приготовить себе ужин, поскольку испытанное облегчение вернуло аппетит, утраченный из-за переживаний. Казалось бы, поужинать очень легко, даже в чужом доме. Возможно. Но только не в доме Басеньки.

Муж в комнате внизу уставился в телевизор, выкрутив звук на всю катушку, чего я не переношу всей душой, это жутко меня раздражало. Я не знала, должна ли я потребовать сделать потише, или же наоборот – не обращать внимания. Я надеялась, что, быть может, соседи отреагируют, но соседи, по-видимому, были глухими, как трухлявые пни. Выведенная из равновесия могучим ревом, я никак не могла найти самых простых вещей, чая, соли, сахара, столовых приборов. Солонка была пустой, сахарницы не было вовсе, а из столовых приборов лежала только одна вилка. Близкая к обмороку, я обыскала всю кухню, утверждаясь во мнении, что Басенька должно быть помешалась. Все было странным образом перемешано. Ложки, ножи и вилки нашлись в шкафчике под холодильником, где можно было ожидать урну для мусора. С макаронами и мукой были перемешаны моющие средства, печенье лежало в холодильнике, а банка с чаем на буфете, в ящике с кухонными приборами. Было похоже, что в области выходок, хозяйка этого дома дошла до совершенства. Кроме всего прочего, во время поисков приходилось внимательно следить, не приближается ли враг, который мог войти и поинтересоваться, чего это я ищу. Чудачества чудачествами, но ведь Басенька – это я, даже если я назло ему что-то и спрятала, то должна знать куда. Не прятала же я от себя!

У мужа перестал рычать телевизор и он высунулся из комнаты как раз в тот момент, когда я собиралась покинуть кухню и отправиться наверх. Мы одновременно отпрянули, после чего одновременно возобновили попытки выйти. Я хотела пропустить его, чтобы он шел ко всем чертям и не смотрел на меня так нахально в первый же вечер, поэтому я снова отпрянула, но он сделал то же самое. Было похоже, что мы останемся в своих дверях до судного дня, он проведет остаток жизни в комнате, а я на кухне. В голове пронеслась мысль, что он умрет первым, даже если он забрал сахар – надолго не хватит, его ожидает голодная смерть. По-моему он подумал о том же, потому что вдруг выскочил из комнаты и дикими прыжками понесся наверх. Путь был свободен.

За всем этим я забыла о том, как выгляжу. Взгляд в зеркало в комнате Басеньки чуть было не закончился обмороком, я вдруг увидела абсолютно чужое лицо. Я присмотрелась к себе и немного отошла от жутких переживаний. Понятно, если я так выгляжу, он считает меня своей женой и у него не возникает никаких подозрений! Развитие событий продемонстрировало, что взаимная неприязнь супругов Мачеяк достаточно окрепла и контакты на самом деле не будут слишком оживленными…

Бывший гараж был поделен на две части. В большей разместился муж вместе с помощником. Меньшая, с окошком под потолком, тем самым, над которым я влезала в дом, была рабочим местом жены. На столе был разложен лист астралона с начатым узором, очень простым, составленным из кружочков и полумесяцев.

Я сидела над работой, продолжение которой не составляло для меня ни малейшего труда, и разбиралась в текущих ошибках и достижениях, пытаясь, при случае подавить зависть, которая охватила меня утром, при виде комнаты Басеньки. Меблировка комнаты показалась мне потрясающей. Я могла согласиться с висящим на стене гениальным, безукоризненным зеркалом, могла простить серебряные, в стиле рококо подсвечники, могла пережить туалетный столик, тем более, что на мой вкус он был маловат, и крученое кресло, но не могла забыть про комод. Всю жизнь я мечтала стать обладательницей комода, а этот, ко всему прочему, был антикварным. Если бы я увидела его в музее, несомненно посчитала бы его настоящим рококо, но я не верю в настоящее рококо в частном доме, и решила, что это имитация. Но имитация достойная восхищения.

Я досконально его осмотрела, на четвереньках облазила его вокруг, и чуть не обнюхала. Он был не в лучшем состоянии и требовал обновления. Замочек одного из ящиков был поврежден, а вся поверхность была покрыта многочисленными царапинами, одна из которых, сбоку, по форме походила на морского конька. Зависть привела к тому, что в памяти сохранились мельчайшие детали предмета мечтаний. У этой Басеньки действительно было слишком много всего! И большие чувства, и комод, не говоря уже про вольво, не знаю, заслуживает ли всего этого женщина, которая не держит дома соли и сахара!

Простота узора позволяла спокойно занять мысли чем-либо другим, для работы нужны были только руки. Неизвестное имя собственного мужа до сих пор меня беспокоило, но эта неприятность не столько уменьшилась, сколько отошла на второй план, смещенная комодом, тем более, что с предыдущего вечера я мужа и не видела. Его было слышно в помещении рядом, где он тяжело и добросовестно работал вместе с помощником. Я надеялась, что помощник обратится к нему так, чтобы прояснить дело, скажет например «пан Каэтан», или «пан Ипполит», или, на худой конец, «пан Зенек», это безразлично, в любом случае из этого можно будет выяснить как его окрестили, другого способа добыть информацию я не видела. Перед тем, как приступить к работе, я обыскала всю комнату внизу, думая, что найду какой-нибудь документ, письмо, бумажку, на которой увижу имя хозяина дома, но убеждение оказалось ошибочным. Чертова прислуга, отправляясь в отпуск, поубирала все с нечеловеческой тщательностью. Вместо имени я нашла поразительные количества сахара в четырех сосудах, расставленных в самых неожиданных местах. Две сахарницы стояли в библиотеке, среди книг, одна в баре, среди бутылок, а одна – под телевизором. Я подумала, что соль скорее всего найдется в коробке с пылесосом. Кроме того меня сильно нервировал страшный скрип двери, которую по этой причине пришлось оставить открытой, чтобы не сообщать пронзительным визгом о каждом передвижении.

Занявшись размышлениями я чуть было не пропустила момент выхода за покупками. Я машинально глянула в окно, чтобы проверить погоду, и на мгновение остолбенела.

В окне торчала губа. Это была такая страшная губа, что прежде чем я припомнила, что все губы, прижатые к стеклу, производят не самое лучшее впечатление, испытала потрясение. Я даже удивилась, что не закричала, не грохнулась в обморок и не впала в истерику. В первый момент мне показалось, что это муж, что казалось еще более ужасным, потому как все это время его было слышно рядом, и ему бы пришлось раздвоиться, но вскоре заметила разницу. Губа была толстой, широкой, имела рыжий окрас и тупо, ритмично двигала челюстью. С минуту она позволила смотреть на себя, после чего исчезла.

Я превозмогла одеревенение. Твердо решив не давать терроризировать себя губам без туловища, я выскочила наверх. Бросилась к кухонному окну, потом к двери и успела еще заметить владельца губы. Он медленно перемещался вглубь улицы и производил впечатление недоразвитого, обшарпанного дебила.

Нет, то, во что я впуталась, не было спокойной жизнью. Даже в машине я не перестала нервничать, потому что документы Басеньки вылетели у меня из головы, я не оставила их дома и имела при себе все, что грозило мне пятилетним заключением. Ни разу в жизни я так точно не соблюдала правила движения!