«Визуально-структурное перемещение», сказал бы Балдур Эрринорский, окажись он рядом. Ни Хельги, ни спутники его столь узкоспециальной терминологией не владели и принципа действия подобного колдовства не представляли. Был призван придворный маг, который сразу все понял и принялся ругать себя за недогадливость последними словами, из которых самым мягким выражением было «слабоумный маразматик». Потребовалось личное вмешательство короля, чтобы тот прекратил заниматься самобичеванием и перешел к объяснению случившегося. Узнать от него удалось вот что.

Таинственный похититель использовал ныне подзабытый, но во времена магических войн весьма распространенный и по большому счету легкодоступный вид аналогового колдовства. Принцип его заключается в том, что между объектом и его изображением существует магическая связь, и чем точнее изображение, тем более она выражена. Обладая силой и определенными навыками, ею можно воспользоваться. Самый простой, хрестоматийный способ — это нанесение объекту ущерба посредством воздействия на его изображение. Грубо говоря, выколи портрету глаза — ослепнет прототип. Только выкалывать должен не кто попало, а специально обученный колдун…

Энка слушала рассказ придворного мага и с раскаянием кивала: ведь учили они это, еще на втором курсе… И все из головы вон! Верно говорят: образование это то, что остается, когда забудешь все то, что изучал.

А Эдуард очень удивился. Какого же демона предки, чьими портретами увешаны все стены родовых замков староземской знати, позволяли писать их с собственной натуры, если это так опасно? Попали в недобрые руки — и конец!

— Воздействие может быть не только негативным, но и наоборот, — пояснил маг. — Скажем, получил рыцарь в бою опасную рану, и нет поблизости сведущего лекаря. Или отдали деву в жены, увезли в дальние края, и там на нее злая сноха порчу навела. А кругом все чужие, помочь некому. Зато в родном доме остался портрет. По нему близкие и о беде узнают и исцелят…

— Это нам ясно, — нетерпеливо перебила Меридит. — Я не пойму, какое отношение портрет может иметь к похищению?

Оказалось, никакого. Не в усатом кавалере дело, а в пейзаже за его спиной. Если изначально знать место, нарисованное на картине, или разыскать его, то между ним и изображением колдун может перемещать собственное тело и другие физические объекты. Именно так была похищена принцесса: злоумышленник проник в покои, схватил свою жертву, возможно, сонную, и утянул в картину.

Слушатели призадумались.

— Выходит, мода на пейзажи тоже возникла не случайно? — спросила Энка.

— Безусловно. Это был запасной путь к бегству в случае осады, более надежный, чем потайной ход, поскольку по нему можно было переместиться на расстояние сколь угодно далекое.

— А в натюрмортах какой толк? — заинтересовалась Меридит.

Вместо мага ей ответила боевая подруга:

— Ты что, никогда не входила в замки после долгой осады? Не замечала разве: простые воины обычно едва на ногах стоят, а хозяева сытые, толстые. С чего бы это, если все кладовые давно опустели? А я тебе скажу — это аналоговое колдовство! Они, паразиты, им до сих пор пользуются втайне.

Меридит представила себе пышные дворцовые натюрморты: горы сочного мяса и битой дичи, огромные корзины с южными фруктами, кубки вина… Да, с таким резервом отчего бы в осаде не посидеть? А простые воины пусть себе с голода мрут — не жалко!

Маг догадку сильфиды не подтвердил, но и опровергать не стал, только болезненно поморщился. Но тут Хельги, к его удовольствию, перевел разговор в другое русло. Демона сейчас интересовало только расследование, и до морального облика староземской знати не было никакого дела.

— Насколько я понял, — сказал он, — похититель должен был очень точно знать, какое именно место изображено на картине, иначе он просто не смог бы ею воспользоваться?

— Совершенно верно, ваше сиятельство! — кивнул маг. Он считал, что бессмертный демон-убийца — персона достаточно важная и заслуживает особого, церемонного обращения.

Хельги удивленно моргнул, но возражать не стал, просто не хотел отвлекаться.

— Что ж, — довольно отметил он, — это существенно сужает круг поиска. Мы должны, во-первых, установить поименно, кто имел доступ в покои принцессы, и опросить каждого из них. Во-вторых, узнать, что это за место, и оттуда начинать поиски.

— Правильно сформулировать задачу — уже наполовину решить ее! — выдала свою коронную фразу диса.

Со вторым пунктом затруднений не возникло. И маг и король Бонавентур прекрасно знали историю создания роковой картины. Принадлежала она перу известного живописца Калабра из Гвена, уже сто шестьдесят лет как покойного. Кисть художника запечатлела на ней образ несравненного рыцаря Леварта, одного из племянников короля Хайрама Шестого, вскоре после возвращения того из дальнего похода за Священным Граалем. А скалы за его спиной — это Драконий Кряж. Именно там славному рыцарю посчастливилось совершить подвиг. Он одолел дракона, повадившегося нападать на Кнусские земли. Правда, злые языки поговаривали, что подвиг его не столь уж велик, потому что дракон был не дикий, а боевой сехальский, сбежавший от хозяев и одичавший на северных просторах. В любом случае ущерб от ежедневных драконьих налетов был немалым; весть о его гибели так порадовала Хайрама Шестого, что он объявил Леварта любимым племянником, назначил верховным полководцем и заказал его портрет лучшему живописцу того времени.

— Ясно, — кивнул Хельги. — А кому еще в замке известна эта история?

Король с магом переглянулись, пожали плечами.

— Да почитай, что всем. Леварт — персона известная, место приметное — от замка часа четыре пути, ежели верхом. И портрет все видели, он прежде в тронном зале висел. Доченька моя его к себе, в личные покои, года два-три назад забрала, как в возраст входить стала.

При этих словах Рагнар вдруг помрачнел, спросил с подозрением:

— Зачем же он ей понадобился в личных покоях?

Отец-король смущенно потупился:

— Ну… вон он каким красавцем был, Леварт-то наш. Видно, приглянулся ей… Хоть и королевских кровей, а все-таки девка… Я так думаю.

Рагнар на это только крякнул. Если у принцессы Мальвии такие запросы, то ему, с его-то орочьей рожей, нечего и рассчитывать на взаимность. Вот ведь незадача!

От излишне прозорливой сильфиды ничто не могло укрыться. Она сразу смекнула, в чем дело и что так опечалило бедного жениха. Подпихнула его в бок и ехидно шепнула: «Ничего! Не расстраивайся! Ты, конечно, не Аполлон Аполидийский, зато теперь мы точно знаем, что невеста твоя — не старуха!»

А Хельги огорчало другое. Первый пункт его плана отпадал. Слишком многим была знакома картина. Возможно, не все были информированы, куда она перекочевала со старого места, но достаточно было кому-то из личных слуг принцессы обмолвиться, чтобы сведения эти стали общедоступными и злоумышленник смог ими воспользоваться.

Обитателей замка все же опросили, приближенных, слуг, стражников — всех без исключения. Скучное, неблагодарное занятие. Сперва от общей массы отделили тех, кто знал о новом местоположении картины, точнее, кто признался, что знает. Таковых набралось десять человек, два кудианина, эльф и домовый гоблин. Все они божились, что никогда и ни с кем не обсуждали тему портрета — просто не видели в этом смысла. Впрочем, это ничего не значило. Если у похитителя был пособник, и он до сих пор оставался в замке, то вряд ли стал бы афишировать свою осведомленность.