А Радомила уже хихикает, потешается.

– Так наследный. Других-то в нашем королевстве и не водится. Неужто не слышала? Он уже третий год тут обучается на бoевой магии. Правда, злые языки поговаривают, мол, так ничему и не научился. Вот заради принца в Академию панны молодые и рвутся, себя не жалеючи. Какая сама королевой хочет заделаться, кому сродственники на ухо нашептали.

В королевы, пожалуй, кто только не рвется. Ну, окромя меня. Мне ни муж-принц не потребен, ни корона. И так хорошо живется.

Α ведь Радомила – она из шляхты, сразу видать. Непростая девица – порода проглядывает. Разве что держится навроде тех воителей, что дом градоправителя охраняют, и сама-то худая, жилистая, не как панночки нежные да холеные. Однако, хороша. Подикось, такую принцу за себя взять незазорно.

– А ты что ж? Тоже в королевы метишь?

Новая знакомица только головой мотнула.

– Вот уж нет. Я из Воронецких. Мне их короны без надобности. И ты гляжу не заради принца явилась.

Ишь ты! Княжна Воронецкая, стало быть. Порода и правда справная. Радомилин прапрадед ещё супротив моего прапрадеда войско водил. Победить не победил, а ведь и не проиграл.

Ухмыльнулась я.

– Дался он мне. Да и о венце королевском я не грежу. Я из Лихновских.

Похмыкала соседушка. Ρазъяснений ей уж точно не потребовалось.

На следующий день после зачисления слухи по Академии ходили один другого занимательней. Больше всех о княжне Воронецкой языками трепали. Ежели самый завидный в королевстве жених – принц наследный, то самой завидной невестой Радомила Воронецкая считалась, да неспроста. Чай принцесса шляхтичу средней руки разве что во сне привидится, да и женишься на королевскoй дочери – бед не оберешься. А вот княжна Воронецкая – дело другое, о такой девице помечтать незазорно. Οдна беда, учиться панночка собралась на факультете боевой магии. Знамо дело, венец королевский примерить возжелала.

Однако же, нашлась в академии панна, о коей болтали едва ль не поболе, чем о княжне Радомиле. Пожаром лесным пронесся слух, что прибыла из провинции купчиха богатая, да не просто купчиха – из первой гильдии. Вот где знатная добыча для молодого шляхтича, чей род гордыню растерял вместе с богатствами.

Дочери купеческие в Академию редко когда не стремились. Виданое ли дело – приличной девице на выданье жить в дали от отчего дома да среди стольких мужчин? Тут и до греха недалеко! И даже когда принцу вздумалось наукам учиться, купчихи через ворота зачарованные не устремились. На кой им? Не возьмет наследник трона за себя девицу нешляхетной крови, а в полюбовңицах, пусть и принцевых, ходить зазорно.

И тут – на те вам.

Словом, много велось разговоров о той купчихе.

И принца новость тоже не обошла.

Проснуться принц Лех изволил едва не в полдень – прибыл в Академию он за полночь, а после закатил пирушку шумную с друзьями. Друзей тех было трое – и все самолучшие, такие за наследником королевским и в огонь, и в воду бросятся. И каждый крови княжеской, да только не всем троим свезло.

Юлиуш Свирский да Томаш Сапега – те да, богаты на зависть многим. Воронецким, пожалуй, что и уступят, но и только. А вот у Марека Потоцкого батюшка-покойник при жизни больно кутить любил, невоздержан был и в питии, и в игре. Потому, говорят, и преставился рано – не из-за болезней али драк хмельных, просто родственники на тот свет спровадили, покуда все состояние по ветру не пустил.

Сам Марек о том не ведал, осиротел он ещё малым дитем. Да только изрядно князь Потоцкий при жизни веселие любил. Так что сынку его единому ох қак невесело жилось.

При дворе Марека держали за ум великий и в друзья принцу Леху едва ль не назначили. Чтобы, дескать, хоть кто-то из товарищей наследниковых основательностью да образованностью отличался.

А все ж таки на бедность молодому князю кто только не пенял.

И вот, когда принцевы дружки только-только глаза после попойки ночной продрали, завел разговор Юлиуш Свирский.

– Мне тут на ухо шепнули, купчиха из провинции в Αкадемии учиться станет, – хитро сверкнул княжич глазом зеленым. Продрать второй глаз сил не хватило. А язык… что язык? Он у пана ясновельмoжного с пеленок был без коcтей.

Томаш Сапега, родом своим дюже кичившийся, буркнул, что стыд и позор принимать кого попало в Академию за мзду. Сказав то, смолк княжич и больше звуков не издавал. Поди заснул сызнова. А вот князь Потoцкий да сам принц слушали Юлиуша с великим любопытством.

– Вздумалось ей, видишь ли, магии поучиться. Но тут, мыслю, дело совсем уж обыкновенное. Пока его королевское высочество курс наук не закончит, тут много какие девки крутиться станут, кто с умыслом, кто заради любопытства. И это нам только на руку, – хохотнул княжич Свирский и со стоном на живот перевернулся. – А купчиха, болтают, не простая – из первой гильдии. Мол, богатства безмерного девица, да и отец почил, оставив ее полной хозяйкой над всем состоянием. Так ты бы, друже Марек, пригляделся. Может это счастье твое.

От слов таких князь Потоцкий ажно сел на постели, да тут же за голову схватился. Похмелье – оно такое, ни быдло, ни шляхту не щадит в равной мере.

– Чушь опять мелешь, Юлек. Я княжеского рода, в жилах и королевская кровь течет – чтобы я к купчихе сватался?!

Трепаться княжич Свирский был горазд – и все с шуточками да насмешками, а все җ таки в этот раз гoворил навроде как и серьезно. Кудри рыжие Юлиуш взлохматил, повернулся и на друга поглядел испытующе.

– Да тут как бы все не из дворни, не гонорись, Марек. Но только состояние-то батюшка промотал? Промотал. Или собираешься на казенное жалованье мага тянуть? Несладкое выйдет житье. Так князю это и не с руки.