Его зажали как раз на середине моста. По первым же ударам, посыпавшимся на него, он понял, что с ним не шутят и либо убьют, либо изувечат. Вечера в этой жизни били много раз, и к побоям он был привычен, но таких ударов, от которых едва не закатывались глаза, он еще не испытывал. И он летал как мячик по всему мосту, а потом в глазах стало окончательно темно. Он пришел в себя от боли и от чего-то холодного, во что погрузился с головой. Это была вода, его сбросили в реку, настолько мелкую, что в редком месте здесь можно было уйти с головой, но забитую корягами и разным другим хламом.

— Ну и что там? — раздался сверху голос.

— Не видно ни черта, — ответили ему. — Сейчас фонарь достану.

До Вечера мгновенно дошло, что его сбросили с моста, полагая, что в бессознательном состоянии он сразу пойдет ко дну. Если сейчас обнаружат, что он живой, то немедленно утопят как котенка. Он нырнул и выбрался на поверхность под мостом, который снизу был укреплен дугообразными трубами. Вечер, оседлав одну из них, пополз вверх, и в это время на воду упал круг желтого света, заметался по ее поверхности от берега к берегу, затем вверх и вниз по течению.

— Похоже, на дно пошел, — сказали на мосту.

— Похоже! Надо точно знать. Макс просил наглушняк его заделать.

Луч света продолжал метаться по воде и вдоль берега. Вечер заполз под самую середину моста и, неожиданно соскользнув с трубы, повис на ней спиной вниз. Троица стояла на мосту прямо над ним, и он замер, боясь шевельнуться. «Наглушняк, значит», — думал он. Руки и ноги у него понемногу уставали, а эти трое все еще топтались на мосту.

— Ладно, пошли, — через некоторое время произнес кто-то. — Поищем ниже по течению.

По мосту застучали каблуки, потом стало видно, как луч фонаря, направляемый уже с берега, мечется по воде, постепенно удаляясь от моста. Вечер попытался забраться на трубу и не смог — руки и ноги онемели окончательно. В попытке забраться на мост он дрыгнулся несколько раз, словно сосиска, но а потом сорвался и полетел в воду.

Вечер гулко шлепнулся об нее спиной и, боясь, что его услышат, быстро подгреб к берегу, вылез из речки и бросился бежать.

Он несся наугад, насколько хватило сил, а когда они кончились, остановился на какой-то улице, недалеко от фонаря, и привалился спиной к забору. Вскоре впереди показалось непонятное двигающееся пятно. Оно приближалось и постепенно разделилось на два — это была женщина с собакой. Когда она подошла ближе, Вечер узнал ту особу с фиолетовыми глазами. Она тоже узнала его и, остановившись напротив, произнесла:

— Ну и видок.

Вечер только вздохнул. Побои начинали давать о себе знать.

— Почему, когда я тебя вижу, ты все время дерешься? — спросила она.

— Так получается, — с трудом разжал он онемевшие челюсти.

— На этот раз тебе, похоже, не повезло, — произнесла она.

— Да. Их было трое.

Девчонка присмотрелась к нему внимательней.

— Может, тебе нужна помощь?

— Помощь? — Вечер снисходительно улыбнулся. Он готов был скорей сдохнуть, чем показать свое бессилие перед этой девчонкой. — Я в норме.

— А почему ты прилип к этому забору?

— Мне здесь нравится.

— Ну-ну, — сказала она и двинулась дальше.

Вечер посмотрел ей вслед и негромко выругался — это же надо было повстречать ее ночью, черт знает где, мокрому с ног до головы, да еще с разбитой мордой.

Весь следующий день Вечер отлеживался в своей квартире. Он поднимался только затем, чтобы попить воды из крана. За окном текла жизнь, слышались крики детей, незлобная перебранка дворника с каким-то Мишей, и светило солнце. Но все, что происходило снаружи, не касалось Вечера. Он ощущал только боль, лишь к вечеру она чуть поутихла.

На другой день с утра слегка накрапывал дождь. Вечер встал с кровати, подошел к зеркалу, посмотрел на свое распухшее от побоев лицо — визитную карточку неудачника, вздохнул и стал одеваться. Сегодня он договорился встретиться с Узбеком. Конечно, тренировки не получится, но, раз договорился, идти надо. Он впервые в жизни взял такси.

— Улица Гастелло, — сказал он водителю, усаживаясь рядом и морщась от боли.

Чайхана стояла возле реки, на самом пригорке, где улица Гастелло упиралась в обрыв. На ветерке, как поговаривал Узбек. Казалось, что найти его здесь можно было в любое время. «Ночует он, что ли, тут?» — подумал Вечер, войдя в чайхану и увидев Узбека, который сидел на ковре, смотрел через распахнутое окно на реку и потягивал из пиалы чай.

Вечер подошел и поздоровался. Узбек молча протянул ему руку, не отрываясь от пиалы. Вечер сел рядом. Узбек продолжал пить чай, молча рассматривая его.

— Почему так называется — чайхана? — нарушил молчание Вечер.

— Потому что чаю — хана! — ответил Узбек и перевернул пустую чашку вверх дном. — Но ты же не для того пришел, чтобы об этом у меня спросить?

— Да, — кивнул Вечер. — Тренироваться не смогу. У меня ситуация.

— Вижу, — сказал Узбек, окидывая узкими глазами физиономию Вечера. — Помощь нужна?

— Да.

— Кто это сделал?

Вечер потрогал распухшую скулу.

— Дешевки нанятые. Трое. Макс хотел, чтобы меня с концами загасили. Не получилось. Он уже до этого хотел меня отделать, вместе со своим приятелем. Приволокли с собой какого-то прихлебалу. Здоровый, гад. Едва отбился.

— Почему раньше не сказал? — спросил Узбек.

— Думал, сам разберусь. Дешевки они, хоть и богатые.

— Хороши дешевки, чуть не прибили.

— За папины деньги, — сказал Вечер.

— А кто у этого Макса папа?

— Говорят, у него самый крупный банк в области.

Узбек присвистнул:

— Уж не Ольстен ли? Если так, то все усложняется.

Вечер промолчал.

— Значит, их было трое, — уточнил Узбек.

— Да. Все старше меня.

— И они хотели тебя убить?

— Да.

— Некрасиво, — сказал Узбек. — Ты запомнил их?

— Еще бы.

— Вот что, сейчас я отвезу тебя домой. Сиди не высовывайся, пусть думают, что тебя прибили. По дороге расскажешь, что ты с этим Максом не поделил, и заодно опишешь мне типов, которые хотели тебя убить.

Узбек высадил его возле дома, сказал на прощание:

— Не печалься, что-нибудь придумаем, — и унесся на своей спортивной «мазде».

Вечер постоял у подъезда и пошел в дом.

Он просидел в квартире шесть дней, выбираясь только за продуктами. За это время он не раз вспомнил девчонку с фиолетовыми глазами. «Это от безделья», — думал Вечер.