Паутина проклятий стала отлипать от света внутри слабого тела, хватая с собой ее частицы, словно душу рвали бедному Рону. Центр темной кляксы начал вытягиваться и исчезать в черном черепе из дерева Смерти. Монах кричал, девушка вновь кинулась на меня, но я опять откинул ее в сторону. Тело Рона постепенно менялось, кожа приобретала нормальный цвет, рассосались жировые пучки на худых руках, мышцы стали наливаться и разглаживаться, лицо монаха из вялого и бледного стало преобразовываться, появились щеки, что начали дрожать в такт сотрясания монаха, а затем глаза словно вспыхнули на миг ярким светом. Я деактивировал косу и отдернул ее в сторону. Стало заметно светлее, как в помещении, так и в теле святого человечка.

Рон дышал тяжело, но уверенно. Его внутренний свет был столь слаб, что едва угадывался. Один удар сердца, второй. Свет моргнул и начал расти. Минутой спустя свет Рона практически достиг своего раннего совершенства. А затем в его руках появился трезубец, а глаза разом открылись. Не, ну что за день то такой….

Рон предсказуемо вскочил с пола и выставил свое оружие перед собой. Что мне оставалось делать, я тоже поднял косу, выставил левую руку вперед и поманил его к себе.

— Мерзкое отродье… — зашипел монах. — Гори в аду!!!

И в этом раунде добро бьет первым. Мы сцепились в нашей обоюдной схватке, коса и трезубец. Звон святого и проклятого оружия заполнял помещение разрушенной часовни. А кстати, почему мое оружие материально, а у Рона нет? Его оружие удобнее, его не потерять, оно легко хранится и отлично работает, плюс оно сопротивляется проклятому клинку. Все лучшее светлым. Даже обидно. А доля темных — терпеть этот беспредел. С этими мыслями я пропустил весомый удар в правый глаз и отскочил к стене. Так дело не пойдет, в прошлый раз нас разняли, а теперь надеяться надо только на себя. Я крутанул косу перед собой, не подпуская боевого паладина к себе.

— Знакома ли тебе, святой воин фраза — хлеб уронил, что мать ударил. — сказал я и увернулся от точного тычка трезубцем, благо всё-таки увернулся.

— Ты мне зубы не заговаривай Темный! — Рон вскинул свой трезубец и стал призывать в него свет. Учится мой светлый друг, может зря я его на ноги поднял? Может это не Рон уже. Надо проверять.

— Вот разберусь с твоей святой задницей…. Домой пойду, а там блинчики со сметаной и джемом, горячий глинтвейн, шашлычок скворчит на углях и лучок свежий на тарелочке ждет….

Монах расправил плечи, опустил свой трезубец, что истаял в воздухе, и посмотрел на меня очень обиженными глазами.

— Влад. Ну и мразь же ты. Я же голодный как тысяча троллей, а ты вот так… — тихо и без тени агрессии сказал мой друг.

Мы сошлись и обнялись как самые лучшие друзья, кого закаляли драки и лишения, предательства и поддержка. Я похлопал его по спине и, взяв за плечи, посмотрел в его глаза.

— Что случилось?

— Это все от тьмы. Заклинания, что убивают святых и светлых. Им без разницы, на чьей стороне я стою, меня поразили трижды. Как видишь…. Весьма успешно. А… что у тебя с рожей? Болеешь? Не заразный?

— Нет, наверно. Ничего. Эх, враг мой сердечный. Пошли в гарнизон, я сам приготовлю тебе покушать. А лицо, это мелочь, не обращай внимания. Кушал плохо последние двадцать лет. — мы снова обнялись. — Только тебя отмыть сначала надо, воняешь ты как помойное ведро….

Мы вышли из часовни втроем, девушка все-таки неплохо приложилась об камень, но Рон ее с успехом вылечил. За забором каменного строения было столько народа, что даже смешно. Пришли посмотреть и поболеть за меня? Не верю. Сто процентов ставили «против». Густав стоял около большого и волосатого Болика и вроде даже переживал. Фигушки всем, я живее всех живых! Рон вышел последним, и вот он собрал сливки с этого собрания, многие даже охнули от его могучего вида. Болик не сдержался первый и, перемахнув через заборчик, подлетел к нам.

— Пошел прочь Вонючий урод!!! Я не…. — заорал Рон, когда его начал тискать тролль. Видимо, я многое пропустил, раз даже тролли рады моему монаху. А девушка уже скрылась. Да и правильно, сейчас лучше не мелькать около Рона.

Экзекуция с принудительными объятиями закончилась, и мы вышли из дворика часовни. Густав теперь шел рядом сам. Люди же вокруг начали разносить информацию и сплетни, некоторые пожимали руку Рону, невзирая на его жуткий и потрепанный вид.

— Где тут можно помыться? — спросил я, не поворачиваясь к Густаву.

— Через три дома есть небольшая баня. — спокойно ответил он и как-то странно посмотрел на меня и со-о-о-овсем странно на Рона.

Растопкой бани я занялся сам, Густава отправил за одеждой для Рона и за пивом с едой, для него же. Рон смотрел на город и не мешал мне. Хотел блин заняться сыном, ага. Хочешь рассмешить богов — расскажи им свои планы. Но все равно тут что-то не чисто, Густав смотрит на монаха с нескрываемым уважением. Надо расспросить их. Я закрыл дверцу печи, вышел на улицу и сел на лавку.

— Брат Рон.

— Да, брат Демон.

— Почему люди вокруг были рады тебе? Ты же у нас один из самых надоедливых был, тебя убить не хотели разве только ленивые. — Рон вздохнул и сел рядом со мной.

— Много воды утекло с тех пор. Первая битва со Старгольдом далась нам малой кровью. Город выстоял, а вот враг практически полностью вымер. Я вернулся в город, меня приняли. Ждали тебя. Но шли дни, недели, а ты не возвращался. Надо было двигаться дальше. Я молился за твою душу, но продолжал верить в лучшее. Город смотрел на меня тогда немного диковато, но все терпели. Я исцелял раненых и продолжал заниматься душами горожан. Мы построили церковь. Армейские уважали меня за нашу первую самоубийственную войну, но никто меня по настоящему не любил. Я был изгоем много лет, пока не пришли мои светлые братья. В войнах я не участвовал, но никогда не отказывал раненым и больным в помощи. Это ценили. После второй битвы я почувствовал, что проклятье тьмы легло на мои плечи и пустило корни, но дела своего не бросал. Два боя я еще перенес стойко, а потом мне стало совсем плохо. — Рон вытер скупую слезу. — Сколько людей было спасено моими руками, даже троллей я поднимал практически из могилы…. Меня впервые в жизни стали ценить и уважать именно как человека и служителя Тира. Представляешь Влад. Всю свою жизнь я был ненавидим всеми, кроме братьев и добрых людей. А тут все перевернулось, темные любили меня, а братья отвернулись. Ну и ты на мою голову еще упал. Восемь лет я боролся с проклятьем. Твоя подлая ведьма была виной моего страдания, но даже она не могла мне помочь. Вереена к этому времени уже покинула город со своим знахарем, так что я был совсем один. Одиночество превращалось в затворничество, а там меня стали забывать. Не многие заходили ко мне за мудростью или просто подкормить старого человека. Вот как-то так.

— Мне жаль Рон. Я был бы рад быть рядом, но я как бы умер и был вне зоны доступа. Даже сына не видел, а он такой свиньей вырос, просто кошмар. — тихо отвечал я.

— Я знаю. Алекс приходил в город и рассказывал что ты погиб в морской битве, а тело твое в береговом склепе в недельном переходе от Черной гавани. Я хотел сходить к тебе, отпустить твою душу, но кто бы меня туда впустил….