Он, да и все остальные едва сдерживали зевоту, пока давинитский мастер ложи, Тси Рекх, монотонно произносил тщательно подготовленную речь на местном языке. Как ни интересно было посмотреть на странных, очень похожих на людей аборигенов, Каркази знал, что не поэтому капитан Локен настоял на присутствии поэта на Военном Совете, который предваряла бесконечная церемония приветствия.

Приятного вида итератор по имени Йелтен переводил выступление на имперский готик, и его прекрасно поставленный голос доносил слова до самых дальних уголков юрты.

«Что бы там ни говорили об итераторах, — подумал Каркази, — они не пренебрегают задними рядами слушателей».

— Сколько еще это будет продолжаться? — спросила Эуфратия Киилер, нагнувшись к его уху. В своей повседневной армейской одежде, в грубых военных ботинках и облегающей футболке без рукавов Киилер выглядела настоящей армейской служащей. — Когда придет сам Воитель?

— Не имею понятия, — ответил Каркази, запуская взгляд в вырез ее футболки.

Тонкая серебряная цепочка сбегала с ее шеи, но то, что на ней висело, скрывалось под тканью.

— Игнаций, мое лицо находится гораздо выше, — заметила Эуфратия.

— Знаю, но я смертельно скучаю, моя дорогая Эуфратия, а этот вид намного приятнее.

— Откажись от своей затеи, она никогда не осуществится.

— И это я знаю, — пожал плечами Каркази. — Но всегда приятно помечтать, а невозможность получить желаемое еще не повод, чтобы отказаться от попыток.

Эуфратия улыбнулась. Игнаций сознавал, что немного влюблен в нее, хотя нападение ксеноса в Шепчущих Вершинах не прошло для Эуфратии бесследно. И он был удивлен, увидев ее в многочисленной толпе. После того случая Киилер немного похудела, а свои светлые волосы стала закалывать в тугой пучок, но это не делало ее менее женственной и красивой. Однажды Игнаций написал эпическую поэму для маркизы Ксорианны Делакуиз, признанной первой красавицы Терры (пошел на сомнительный компромисс, зато получил неплохой гонорар), так по сравнению с энергичной живостью словно заново родившейся Киилер красота аристократки казалась пустой и ненатуральной.

Что с того, что они играют в разных лигах? Он понимал, что не имеет никаких шансов при своей излишне дородной фигуре и бегающих глазах на плоском, округлом лице. Но собственная невыразительная внешность никогда не удерживала Игнация от попыток соблазнить красивую женщину, так было даже интереснее.

Несколько побед он одержал при помощи откровенно льстивых «Восхвалений» и «Од», обеспечивших ему немало плотских утех. Другим, более впечатлительным особам противоположного пола было достаточно остроумных комплиментов и подшучивания.

Но Эуфратия, как понял Каркази, была слишком умна, чтобы поддаться на откровенную лесть, и тогда он убедил себя относиться к ней как к другу. Раньше мысль о дружеских отношениях с какой-то женщиной никогда не приходила ему в голову, да и теперь всякий раз вызывала усмешку.

— Если отнестись к твоему вопросу серьезно, — заговорил Каркази, — то я могу лишь надеяться на скорый приход Воителя. Мой рот пересох, как талларнский сандал, и я чертовски хочу выпить.

— Игна-аций… — протянула Эуфратия.

— Только не надо читать лекции о моральной устойчивости, — вздохнул он. — Я не имел в виду алкоголь, хотя с радостью выпил бы целую бутылку пойла, которое нам предлагали на Шестьдесят Три Девятнадцать.

— А мне казалось, что тебе не нравится то вино, — заметила Киилер. — Ты говорил, что оно пахнет трагедией.

— Да, конечно, но после нескольких месяцев вынужденного однообразия сам удивляешься, какие нелепые желания приходят в голову.

Эуфратия улыбнулась и подняла руку к тому месту, где на груди под тканью футболки заканчивалась серебряная цепочка.

— Я помолюсь за тебя, Игнаций.

Выбор слов поразил Игнация, и он хотел было спросить, что это значит, но Эуфратия с выражением откровенного восхищения уставилась на кого-то за его спиной и подняла пиктер. Обернувшись, Каркази увидел, что полотнище, заменяющее в юрте дверь, отлетело в сторону и внутрь, нагнувшись, входит огромный Астартес. Присмотревшись внимательнее, он с изумлением понял, что вошедший космодесантник одет не в зеленоватые доспехи Сынов Хоруса, а в гранитно-серую броню Несущих Слово. В руках воина был посох, увенчанный книгой, обернутой пергаментом с особой клятвой, а поверх книги развевалась длинная пурпурная лента. Космодесантник нес свой шлем на сгибе локтя и, казалось, был очень удивлен присутствием летописцев.

Насколько мог видеть Каркази, лицо космодесантника было серьезным и честным, а его наголо обритый череп украшали сложные письмена. На одном из его наплечников был приколот толстый пергамент с особой клятвой, украшенный множеством ярких цветных буквиц, а на другом виднелась эмблема в виде раскрытой книги и бьющего с ее страниц языка пламени. Игнаций прекрасно знал, что это символ просвещения через слово, но все же эмблема внушала ему инстинктивное отвращение.

Его поэтической душе подобное изображение напоминало об эпохе Гибели Наук, ужасном времени в истории древней Терры, когда безумные демагоги из страха перед вредными идеями жгли книги, разрушали библиотеки и печатные дворы. По мнению Каркази, символ больше подходил язычникам и варварам, а не Астартес, которые поклялись нести народам знания, прогресс и просвещение.

Он усмехнулся своим забавным еретическим мыслям и на мгновение задумался, нельзя ли изложить их в стихах так, чтобы этого не обнаружил капитан Локен. Но едва мятежная идея оформилась, Игнаций тотчас ее прогнал. Ему было известно, что его покровитель имеет привычку показывать работы поэта итератору-отшельнику Кириллу Зиндерманну. А того, несмотря на явное затмение рассудка, никак нельзя было обвинить в отсутствии проницательности. Зиндерманн быстро обнаружил бы любые рискованные ссылки и сравнения.

В таком случае, невзирая на покровительство Астартес, Каркази быстро оказался бы на ближайшем грузовом корабле, идущем на Терру.

— И кто же это такой? — спросил он у Киилер, переключая свое внимание на вошедшего гиганта.

Тем временем Тси Рекх прекратил бормотание и поклонился вновь прибывшему гостю. Воин в знак приветствия приподнял свой посох.

— Ты серьезно? — прошептала Киилер.

— Я серьезен, как никогда, моя дорогая. Так кто это?

— Это, — торжественно произнесла Эуфратия, снова щелкая затвором направленного на Астартес пиктера, — Эреб, Первый капеллан Несущих Слово.

Внезапно Игнаций Каркази с поразительной ясностью понял, почему капитан Локен настаивал на его присутствии.

Впервые ступив на поверхность Давина, Каркази мгновенно вспомнил о негостеприимной жаре Шестьдесят Три Девятнадцать. Стараясь как можно быстрее уйти подальше от ревущих двигателей челнока, он, спотыкаясь, побежал, едва не запутавшись в длинных полах своего изысканного одеяния.

Поджидавший его капитан Локен выглядел великолепно в блестящих доспехах зеленого цвета и, похоже, ничуть не страдал ни от жары, ни от вьющихся вокруг пыльных вихрей.