– Этому поддонку все равно в кого стрелять, – долго возмущался Василий Иванович, обращаясь к Кавуну. – Такой гад может застрелить и ребенка, и беременную женщину! Наверное, нравится война.

* * *

Переход длился только один день, а казалось, целую вечность, да еще двигаться приходилось под раскаленным солнцем. Хорошо, что броня зашла в сухое русло и встретила нас, сократив пеший путь. В полковой колонне ночью произошла катастрофа: в пропасть улетел БТР с командиром танкового батальона. Погибли два офицера и два солдата, трое было ранено. Кошмар!

Потом был двухсуточный марш. Еда на броне, костерки, разведенные у гусениц в колее. Пыль, пыль, пыль… Колонна ползла со скоростью черепахи. Техника растянулась на многие километры. Мы уходили из района последними. Цепочка машин петляла и ползла, как гигантская змея. Правда, эта змея громыхала и пылила колесами и траками, чадила выхлопными газами.

Ротный подозвал меня на свою командирскую машину – перекусить. Техника замерла, не заглушая моторов, – впереди кто-то застрял.

– Какая мощь! Что скажешь, замполь? – спросил Кавун. – Впечатляет?

– Впечатляет…

– Вот посмотри, тут собраны несколько бригад материального обеспечения, бригада РЭБ, полк связи, артиллерийский полк, артиллерийская бригада, батальоны связи и еще черт знает что. Штабы, штабы, штабы, тылы, тылы, тылы. Сплошные кунги и будки на колесах. А в горы идут четыре «кастрированных» батальона. Мы в боях с «духами» всегда в численном меньшинстве. Одна надежда, что, если прижмут, поддержка авиации, или вызвать огонь артиллерии на себя, может, повезет, и свои не зацепят.

– Послушай, Иван! У меня из головы не выходит убитый афганец. Если мы можем безнаказанно убивать просто так, то какую тогда интернациональную помощь оказываем? Этот убитый пастух всю ночь не выходит у меня из головы. Так и стоит передо мной как живой: руки жмет, лепешку сует. Глаза добрые. Рядом баба с детьми…

– Ну, этого ты видел глаза в глаза, а представь: прилетели вертолеты или авиация, бросили бомбы, пустили «нурсы» – и привет целому кишлаку вместе с обитателями. Дети, старики, ханумки – бомбы не выбирают жертвы… «Духи» или не «духи» – никто особо не разбирается. Посмотри, сколько вокруг развалин – тут жили до нашего прихода люди. И взгляни, за каждым домом свежие могилы, и за пять лет их по всей стране появилось, я думаю, около миллиона.

– Неправда. Не может быть!

– Правда! Это война ради войны – нужно армию ведь где-то обкатывать, вот и обкатывают. У американцев был Вьетнам для проверки армии и техники, а мы тут проверяем.

– Но до бесконечности это продолжаться не может…

– Не может… Может… Как остановить войну? Как генералам и политикам сохранить лицо? Войну начать легко, а вот закончить трудно. Очень трудно. Особенно вот такую: где воюют партизаны и мы, словно каратели.

– Не ожидал оказаться в роли карателя. Я сюда прибыл добровольцем, как в тридцатые добровольцы ехали помогать воюющей с фалангистами республиканской Испании.

– Ошибся, брат. Мы тут воюем с целым народом, почти со всей страной…

В этом районе наш полк прежде не работал ни разу, потому что территорию контролировали десантники. Пехоту перебросили вертолетами в центр горного хребта на рассвете. Начиналось все довольно хорошо: солнышко, сверчки, ветерок, тишина. Быстро и в срок выползли на задачу по холодку, закрепились, залегли. Ротному над эспээсом растянули плащ-палатку: укрытие от палящих лучей – великое дело.

– Замполит, заползай, передохнем, пока тихо!

– Я, наверное, лучше с бойцами пойду, осмотрю склоны…

– Ну, осмотри. Эх, молодость, несет тебя все куда-то, мину ищешь?

Ног не жалко?

– Типун тебе на язык!

Сбив новые кроссовки об острые камни и обойдя взводные опорные пункты, да разомлев от внезапно нахлынувшей жары, я двинулся обратно. Полуденное солнце нещадно, не по-октябрьски палило. Когда я вернулся, то сразу спрятался в спасительную тень командирского укрытия. Ротный буркнул в мой адрес неласковое и продолжил дремать.

Далеко в стороне от нас начался монотонный бой.

– Что там происходит, Иван? Кто воюет?

– Василия Ивановича молотят! Подорожник с третьей ротой нарвался на «духов» и теперь укрепрайон штурмует. Орет по связи благим матом и вертолеты огневой поддержки требует. Посмотри – все видно, – Кавун протянул мне бинокль.

В трех километрах южнее напротив друг друга возвышались две горные вершинки – на одной были наши, а через ущелье «духи». «Бородатые» били по нашим из безоткатного орудия и гранатометов. Комбат отвечал из двух АГСов, миномета и пулеметов. Пулеметы работали без остановок. Бой разгорался.

– Почему комбат нас на помощь не вызывает?

– Нам сказано наблюдать за левым флангом.

– Потери есть?

– Есть и раненые, и убитые. А что творится в эфире, словами не передать! Подорожник и ротный Жилин на все лады голосят по связи. Вроде бы сейчас артиллерия заработает – поддержат огоньком.

Наконец артиллерия накрыла высоту противника, однако ответная стрельба «духов» не уменьшилась и не стихла – разрывы снарядов вздымались фонтанами по всему укрепрайону мятежников, но уходить в светлое время они не имели возможности – на открытом месте снаряды их уничтожат быстрее. В промежутках, когда артиллерия прекращала огонь, на высоту заходили вертолеты и били, били, били реактивными снарядами. Отстрелявшиеся вертолеты сменяли штурмовики, а после авиации вновь работала артиллерия.

– Товарищ командир, к нам кто-то идет, – засунул в укрытие свою чумазую физиономию Витька Свекольников.

Мы выбрались наружу и увидели группу бойцов, не из нашего полка. Проходя мимо, они с завистью глядели в нашу сторону: им-то еще предстояло топать. Группа прошла мимо, не останавливаясь и не задерживаясь ни на минуту. Старший даже не подошел и не пообщался.

Ну и ладно, дело ваше…

– Восемьдесят первый полк, – уверенно заявил ротный. – У комбата на карте я видел дурацкую задачу этой роты: одна точка прямо над нами, а остальные в пяти километрах и через ущелье. Какой штабной идиот так планировал? Театр окончен! Ложимся и отдыхаем…

Третья рота продолжала бой, и его отзвуки глухо доносились до наших позиций. Бедный Микола – опять получил звездюлей! А нам опять повезло – тишина. Если б знать заранее, что эта тишина подла и обманчива…

Где-то вдали с другой стороны начали тоже постреливать, но както вяло и неактивно. Вокруг нас тишина и спокойствие: солнышко, ласковый ветерок. Навалилась обволакивающая ленивая дрема. Веки тяжелели, мозги тупели, голова, руки, ноги наливались свинцовой ленью. Сон, храп… Х-ррр, х-ррр…

* * *

– Командир! Командир! – разбудил нас дикий вопль. Я высунул голову из укрытия и увидел сидящего перед эспээсом солдата на коленях. Боец визжал что-то бессвязное.