За несколько минут втоптав сталинский обед, Матвей понял, что был по-настоящему голоден. Вместо денег он отдал на кассе подписанный Авророй талон и, поблуждав немного по министерским коридорам, выбрался из здания.

Возле «Чайки» его уже поджидал отец Лаврентий, облаченный в рясу цвета хаки и такого же цвета клобук с красной звездой, сдвинутый на затылок. Он вальяжно расселся на капоте машины, покуривая папиросу. Его кадило болталось тут же — цепь его была обмотана вокруг антенны. Заметив приближающегося Матвея, святой отец даже не подумал сменить позу, лишь отшвырнул в сторону папиросу.

— Здравствуй, сын мой! — бросил он режиссеру хриплым голосом, а затем выставил перед собой руку, предлагая поцеловать перстень с двуглавым орлом, надетый на средний палец.

Матвей, уклонившись от поцелуя, неловко пожал руку.

— Ну что ж, в путь, к святыням! — с этими словами отец Лаврентий спрыгнул с капота, отвязал кадило и забрался на заднее сидение машины, за рулем которой уже сидел водитель Гена.

Священник предложил Матвею занять место рядом с ним, и авто тронулось. Выудив из-под рясы флягу с выгравированным на ней профилем Сталина, поп хряпнул изрядный глоток кагора, затем протянул ее спутнику, но тот отказался. Тогда в руке отца Лаврентия появилась зажигалка, с помощью которой он разжег содержимое кадила, которое, как оказалось, было заполнено кусками гашиша. Водитель, учуяв едкий запах, быстро наполнивший салон, слегка приоткрыл окно и затем всю дорогу покашливал. Матвей тоже открыл окно со своей стороны: расклеиться на куски — это не то, что ему сейчас нужно было.

— Вот ведь блядство, — произнес поп, помахивая кадилом у себя перед носом. — Раньше воскуришь — услада для ноздрей, а теперь туда будто говна коровьего намешали. Конфискат, блядь, вещдок… Так что, значится, Матфей, из самой Чехословакии к нам прибыл?

Мэт, хоть и был обескуражен и гашишным кадилом, и неожиданной сменой темы, не подал виду.

— Оттуда, отец Лаврентий.

— Хуентий! — хохотнул его собеседник, а после зашелся кашлем. — Зови меня просто «батюшка». И что, крепчает у вас правоверие? Еретики не выебываются?

— Выебываются маленько, но мы их… Ух… — неопределенно ответил Матвей, хлопнув кулаком по ладони.

— Это хорошо, Матфеюшка, хорошо. Ежели этих выблядков не пиздить, они в конец охуеют. Мы-то тут, у себя, порядок-то навели, а заедешь в какую-нибудь Варшаву — там пиздец. И вражеские голоса слушают, и перед Святейшим Двуглавом шапку не скидывают, и на правоверные устои хуй кладут. Ну, ничего, Матфейка, придет время — мы и ваших чехов приструним, а потом и варягов с греками. Так-то, Матфейка. Матфейка-малофейка!

Поп захихикал — похоже, кадило начало действовать. Что касается Матвея, то он ощущал лишь легкое головокружение — главным образом, потому, что старался дышать не гашишным дымом, а воздухом из приоткрытого окна. Слушая треп отца Лаврентия, становившийся все более бессвязным, Мэт не заметил, как они приблизились к Красной площади — впереди показались шпили островерхих башен. «Чайка» встряла в автомобильный затор, но священник, открыв окно и сняв с головы клобук, поместил его на крышу машины. Как оказалось, в клобук была встроена мигалка, возымевшая на остальных водителей магическое действие — автомобили, толкаясь бамперами, расползлись в стороны, и спустя несколько минут «Чайка» уже заехала на подземный паркинг неподалеку от Исторического музея, где заняла место, отведенное для священнослужителей.

— Ну что, Матфейка, давно ли в Усыпальницу наведывался? — поинтересовался поп, когда они поднимались в лифте на поверхность.

— Давненько, батюшка, — пробормотал Матвей.

— Небось, еще до шапки Мономаха?

Мэт не понял, какое отношение шапка Мономаха имеет к мавзолею и решил ограничиться кивком. Его спутник выглядел теперь предельно собранным — будто не он всего пару минут назад одурманивал себя гашишным дымом.

— Вот она, родимая, площадь наша Красная. Сердце Сталинбурга! — не скрывая восхищения произнес священник, когда они выбрались на поверхность у Никольской башни.

Первое, что бросилось Матвею в глаза — то, что площадь была красной в полном смысле этого слова: каждый ее булыжник был выкрашен алой краской, а затем вскрыт лаком, отчего мостовая под ногами как будто была выложена черепами с только что снятыми скальпами. Чуть вдалеке виднелся мавзолей, украшенный надписью «Усыпальница Святейшего Двуглава», и к нему вилась длиннющая очередь, изгибавшаяся у ГУМа и уходившая в сторону пряничного Храма Василия Блаженного. Опустившись на колени, отец Лаврентий прильнул губами к одному из камней.

— Целуй землю святую, пидарас! — велел он Матвею. — Что стоишь как поц?

Мэту пришлось подчиниться. Поднявшись с колен, они направились в сторону мавзолея. Несмотря на будний день, площадь была запружена народом — от ярких косовороток и нарядных золоченых кокошников рябило в глазах. Чтобы расчистить дорогу, батюшка включил мигалку на своем клобуке, и праздно шатающиеся срыгнули в разные стороны, образовав широкий проход. Поп, как и следовало предположить, направился не к краю очереди, маячившему чуть ли не в километре от них, а сразу к усыпальнице. По мере приближения к гранитному строению Матвей заметил, что многолюдная очередь устремлена к рамкам металлоискателей, расположенным в сотне метров от входа. Однако рамки эти были высотой не в человеческий рост, а доходили примерно до пояса — чтобы преодолеть их, паломникам приходилось опускаться на колени. От рамок в сторону мавзолея вел зарешеченный сверху и по бокам проход такой же высоты, так что добраться до усыпальницы можно было только ползком на карачках.

По пути отец Лаврентий прочитал Матвею небольшую лекцию об устройстве Усыпальницы Святейшего Двуглава и о той важнейшей роли, которую играла в ней шапка Мономаха. Если верить словам попа, в 2013 году, в шестидесятую годовщину успения Святого Иосифа, союзные ученые совершили революционное открытие. Они нашли способ считывать мозговую активность Двуглава, транслируя эти сигналы на шапку Мономаха. Теперь, надев эту шапку, можно было проникнуться величием мысли двух титанов, которые продолжают управлять Священным Союзом, не пробуждаясь от своего вечного сна. В этом сне они видят великое будущее своей Родины, а также — тот единственно верный путь, который к этой цели ведет.

Первым, кто опробовал на себе высокотехнологичное устройство, стал генеральный секретарь ЦК ПКСС, Александр Александрович Птушка. Теперь каждый свой рабочий день он начинает с визита в Усыпальницу, где получает инструкции по управлению страной непосредственно от Святейшего Двуглава. По настоянию генсека чудесное открытие стало доступно широкой общественности — теперь каждый гражданин Священного Союза может надеть на себя шапку Мономаха, чтобы ощутить великое таинство единения с мыслительным процессом святых Владимира и Иосифа. Услышанное вызвало у Матвея множество вопросов, главный из которых относился к тому, какие именно мыслительные процессы могут быть у двух мумифицированных трупов. Но все свои вопросы он благоразумно решил оставить при себе и, конечно, правильно сделал. Отец Лаврентий же закончил свой экскурс следующим образом: