Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…Для начала Кирилл заглянул на ту половину дома, где жила мать.
– Кирюшка! – навстречу ему бросилась мать – высокая, стройная, моложавая. Она и одевалась всегда по-молодежному – джинсы да рубашки… Шутила иногда – «сзади пионерка, спереди пенсионерка!» – когда к ней на улице подходили знакомиться.
– Мамуль, привет… – Кирилл расцеловался с матерью, сунул ей в руки конвертик с купюрами. Он всегда давал матери денег без всяких просьб с ее стороны, считая, что та не должна унижаться, выпрашивая подачки. Это же его родная мама… Они все вместе выживали когда-то – она, он, Лизка – в те нелегкие времена, когда родной отец ушел из жизни. И теперь Кирилл обязан позаботиться о матери.
– Кирилл… Здоро́во! – едва только мать отпустила его из объятий, навстречу шагнул отчим, Батя, пожал Кириллу руку.
Сергей Сергеевич, он же Батя – мировой мужик. Никогда не повышал голоса на мать, любил ее. Всегда хорошо относился к своим взрослым пасынкам – Кириллу и Лизе, ни разу не поскандалил с ними.
Батя и своих детей не забывал – родных. У него имелось их трое, и внуки уже появились…
Кирилл бы охотно общался и с ними, со сводными братьями-сестрами, но те – от общения уклонялись. Тоже ведь взрослые люди, а до сих пор злились на новую семью отца. Да и с Батей (по его признанию) общались сквозь зубы до сих пор – не могли до конца простить, что тот их когда-то покинул и ушел к другой женщине.
Была бы воля Кирилла, он бы всех своих родных – и тех, кто по крови, и кто нет – поселил бы под одной крышей.
Хотя, наверное, Вера стала бы протестовать. Она особой общительностью не отличалась, к сожалению. Вот и сейчас – могла бы пойти в гости с Кириллом, но нет, отпустила его, а сама, наверное, дома уже сидит одна.
Или гуляет… Вера любила вечерами бродить по городу, фотографировать все подряд.
– Вера как? – словно услышав мысли Кирилла, спросил отчим. Бывший геолог – борода, пусть и седая уже, лучистый взгляд, глубокие морщины в уголках глаз – когда-то много приходилось ходить на солнце… Ныне Батя трудился на электрозаводе, одним из машинистов.
Да, да, ездил по гигантской территории электрозавода настоящий маневровый тепловоз – красивый, точно с картинки…
– Вера? Хорошо. Привет передает.
– А чего ж сама не зашла? Дикая она у тебя, Кирюха…
– Сереж, а что ты хочешь, ты видел ее мамашу. При такой властной женщине трудно вырасти нормальной, – вздохнула мать.
Поговорили еще немного о погоде, о ценах. Кирилл отправился на вторую половину дома – к сестре.
Племянники с визгом бросились обниматься, повисли на нем, точно на дереве. Сестра, Лиза, приняла свой конверт с деньгами, вздохнула, кивнув на Бориса, сидевшего перед телевизором, и пожаловалась брату на ухо:
– Сегодня опять пил…
Это была настоящая беда – то, что при своей болезни Борис продолжал прикладываться к бутылочке.
Как всегда, глядя на сестру и ее семейство, Кирилл чувствовал и сожаление, и нежность. Если бы он хоть как-то мог повлиять на Бориса, неплохого, в общем-то, мужика, продолжающего себя медленно убивать алкоголем…
– Борь…
– Да? – оторвавшись от телеэкрана, повернулся Борис – уже старообразный, полный, начинающий лысеть…
– Пойдешь ко мне работать? – весело и одновременно строго предложил Кирилл.
– Куда? Кем? – вяло отозвался Борис. Взгляд у него – мутный, блуждающий… В самом деле, принял на грудь недавно!
– Помощником, – бодро произнес Кирилл. – На подхвате у меня. То за продавца будешь, то на складе поможешь. Дел полно!
– Ну, я не знаю…
– Боря, и ты еще думаешь? – всплеснула руками Лиза. – Немедленно соглашайся! Только, Кирюша, ты его не сильно грузи, у него же голова, ты знаешь…
Борис мялся, отнекивался, Лиза и Кирилл подбадривали его. В конце концов уломали. Борис обещал, что в понедельник, с утра, отправится на склад к Кириллу и начнет входить в курс дела.
Лиза накрыла на стол, все сели ужинать. Допоздна обсуждали предложение Кирилла и здоровье Бориса…
Дома Кирилл оказался в двенадцатом часу.
Вера не спала, сидела перед компьютером. На мониторе стремительно мелькали картинки – деревья, улицы, заходящее солнце. Часть фотографий Вера удаляла сразу же, над другими «зависала» – рассматривала долго, вертела их и так и сяк, добавляла цвет, обрезала лишнее. Такое у нее было хобби – фотография.
Хотя почему хобби? Когда-то Вера училась в институте культуры, на кафедре фотомастерства. Так что являлась вполне себе профессиональным фотографом.
Но Вера и дня не проработала по своей специальности. В маленьком городке фотограф-художник никому не нужен. Несколько раз Вере удавалось подработать на свадьбах, но опять же заработок этот был нестабильный… Хорошо, что удалось устроиться горничной в гостиницу. Платили там прилично и к тому же – чаевые.
– У сестры как дела? – поднялась навстречу Вера. – Ты голодный?
– Нет, спасибо, Лизка ужином накормила… Борис, похоже, продолжает пить.
– Он с ума сошел. Ему же нельзя! – ахнула жена.
– И что. Попробуй, запрети ему. У него депрессия, мне кажется.
– И что же делать? Доктора искать? Психотерапевта?
– Да какой психотерапевт… – безнадежно махнул рукой Кирилл. – Я решил взять Бориса к себе.
– То есть?
– Пусть у меня поработает.
Вера молчала, напряженно глядя на мужа. Похоже, эта новость не привела ее в восторг.
– Почему нет? – пресекая ее вопросы, раздраженно произнес Кирилл. – Дел полно… Мне нужен помощник. Пока я занимаюсь бухгалтерией, Боря посидит за прилавком.
– И ты ему будешь платить?
– Ну естественно. Он же должен почувствовать себя человеком. Должен почувствовать себя нужным. И поверь, Верочка, это обойдется дешевле, чем обращаться к психотерапевту…
– Нет. Не дешевле, а дороже, – упавшим голосом сказала Вера. – Представляю, какой из Бориса работник…
– Ты из-за денег так переживаешь? Послушай, в деньгах мы совершенно не потеряем. Все то, что я давал Лизке, я теперь буду выдавать Борису в виде зарплаты.
– Какой из Бориса продавец?!
– Нормальный, – недовольно огрызнулся Кирилл.
– Да он всех покупателей разгонит!
– Вера, я проведу с ним разъяснительную работу. Обещаю. Я буду следить за ним, я буду учить его, давать советы.
– Тратить время на этого дурака… – простонала Вера.
– Он нормальный мужик, не надо.
– Он трутень. Он дурак. И это не оскорбление, это констатация факта.
– Я знал, что ты не любишь моих родных…