litbaza книги онлайнСовременная прозаТретий роман писателя Абрикосова - Денис Драгунский

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 5 6 7 8 9 10 11 12 13 ... 57
Перейти на страницу:

А что с него возьмешь, с полуслепого пенсионера? До сих пор ощупью добирался до универмага и с пенсии покупал носки в тон галстука или носовой платок в тон шляпы. На улице похож был на городского сумасшедшего – именно из-за этих вещиц в тон. Оранжевый галстук, оранжевый платочек из нагрудного кармана и оранжевые носки, сияющие из-под коротковатых наглаженных брюк. Смотрел на себя в стекла витрин, то прижимая к глазам толстые очки, то пытаясь взглянуть поверх. Саше было стыдно выводить его на прогулку положенный раз в неделю. Был бы ребенок – другое дело, ходил бы навещать дедушку. Ребенка не было.

Так вот. Денег взять было совсем неоткуда, а роскошный испанский двухтомник «Эль Греко и его школа» в букинистический не приняли: отделы искусства были завалены-забиты тем, что три года назад не мечталось и в руках подержать; инфляция, наверное; но хрен с ней, с инфляцией, пусть о ней богатые думают, – и вот вся эта голодуха подошла наконец к шестому июня, выплатной день в Комбинате, а ему там должны четыреста рублей. Но оказалось – в кассе нет денег, все платежи перенесены, но пусть он не беспокоится, в начале следующего квартала… Вот тут он потерял лицо, заорал, чтоб ему дали такую бумажку, справочку для продмага, чтоб ему до начала следующего квартала отпускали в долг, чтоб они там в прод маге не беспокоились! На него посмотрели как на безумного. Вернее, как на дурака. А он – это его, кстати, Малашкин подучил – орал, что по советским законам через десять дней после приемки работы деньги должны быть выплачены, и даже вспоминал постановление Совмина и Минфина номер такой-то, от такого-то числа и года. И на него все равно смотрели как на дурака, и говорили, что он, разумеется, прав, что действительно есть такое постановление, но что же делать, в кассе нет денег. «Честное слово, нет, можете убедиться. Галочка, покажите товарищу сейф, пусть товарищ сам убедится, можно, Татьяна Степановна?»

А Татьяна Степановна, подняв глаза, сочувственным полушепотом спросила: «У вас правда трудно с деньгами?» Казалось, она собирается предложить ему десяточку взаймы. Он вышел, шарахнув дверью. Потом подлый Малашкин объяснил: «Надо было поплюскать глазками и поныть: „Правда, трудно, Татьяночка Степанночка, булку с кефиром купить не на что…“». «И что?» – злился Саша. «А то, что у них всегда в загашнике десяток кусков. Если говорят в „кассе пусто“, значит, десяток кусков есть. Вдруг Харитонов заявится или Кравец, с ними такие штучки не пройдут. Ах, денег нет? Нет денег, так пусть пишут гарантийное письмо на соседний комбинат, пусть где хотят занимают, а мои деньги – на стол, иначе прямо сейчас к юристу и в суд!» Прочитав мораль, Малашкин одолжил до выдачи. Саша сделал все тайком от жены – как будто это он сегодня получил. А когда получил, тихонько отдал Малашкину. Малашкин говорил: «Или бей на жалость, умоляй-упрашивай, а если уж уперся в закон, то стой, как в Сталинграде. На них есть и объединенная бухгалтерия, и генеральная дирекция, и вообще… И вообще действуй последовательно, Шаман Иваныч… А лучше всего – носи подарочки. Духи и шоколадки. Дружи!»

Хотелось разбогатеть. Не просто стать обеспеченным человеком, а именно разбогатеть, сказочно, непристойно. Разъезжать по курортам, наряжать жену, швырять деньги без счету – и уничтожить, раздавить, побороть свою вечную скупость. Скупость нетающей льдинкой сидела в груди, непобедимая, как блокадный голод, как лагерный страх. Скупость, всосанная с материнским молоком, потому что родители были бедные. Бедные и скупые. Отец, как теперь злобно понимал Саша, был настоящим нищим барином. Как был редактором в издательстве, так и все, пальцем не пошевелил, чтобы заработать. Даже внутренние рецензии почти не писал. И мама – участковый врач.

«Больше туфель износит, чем денег принесет», – нелюбовно шутил отец. Но при этом старались не показать виду. Мама моталась по комиссионкам и уценёнкам, перешивала, перекрашивала. Гостей почти не приглашали, но если да – то непременно с коньяком, запеченной рыночной свининой и киевским тортом. Остатками гостевой свинины потом целую неделю заправляли картошку. Мамины непременно французские духи – пузырька хватало на год. Отец не отставал – лосьон до бритья, лосьон после бритья. Получек, премий и тиража облигаций ждали, как сошествия святого духа. И вечный расчет, как бы купить вещь дешевую, но чтоб выглядела дорого, выгадать, сэкономить, не промахнуться… Бедность карабкалась, обдирая локти, к жизни сытой и изящной, но не так, неверно, неправильно! Там, где нормальные, здравые люди стали бы искать приработка, ишачить, деньгу зашибать, пусть даже в авантюры какие-то кидаться – нет, они старались еще чуть-чуть поджаться, все рассчитать, исключить лишние траты. Мама нашла себе портниху, которая шила – вернее, перешивала ей – почти бесплатно. Безногая тетка. Шила бесплатно за то, что мама два раза в месяц закупала ей продукты – на портнихины деньги, естественно.

И при всем при этом, еще живя в коммуналке, купили «Волгу» самой первой модели, с бегущим оленем на радиаторе. Тогда они страшно дешево стоили, примерно как теперь «Запорожец», а у отца были сбережения. Кажется, чье-то наследство, Саша не помнил. Но зато помнил, как во всех денежных разговорах – а других разговоров вроде и не было – отец непременно прибавлял: «Правда, у меня есть некоторые сбережения, но…» Но вот это «но» наступило. Фестиваль, спутник, американская выставка – вдруг забрезжила какая-то другая, веселая, элегантная жизнь, и отец, бедняга, сердцем принял этот мираж. В издательство пришла разнарядка на две машины – он оказался единственным желающим. Тогда собственная машина была некоторой дикостью – наверное, как сейчас собственный вертолет. Вот государственная, персональная – другое дело. Машина сослужила отцу худую службу – ему светило небольшое, но все-таки повышение. С покупкой машины вопрос был снят – начальство решило, что он и так в полном порядке, раз на собственной машине ездит.

Сашу обступили мальчишки, когда он вышел во двор, ожидая отца, – они всей семьей собирались на воскресную автомобильную прогулку – боже, слова-то какие! – вышел во двор и попинал колесо сандаликом, а потом присел на бампер. «Ты чего? С ума?» – «А чего?» – «А то сейчас выскочат, ухи надерут!» – «А вот не надерут, это наша машина!» – «Врешь! – упоенно закричали все. – Врешь-врешь-врешь, это артиста Семенова с шестого этажа!» Ребята чуть не побили Сашу за такую узурпацию, но он стойко дождался папу с мамой, сел и хлопнул дверцей, ни на кого не глядя. Но потом открутил окно и показал нос. За это назавтра два колеса оказались спущены, и отец отчитал Сашу за неумение ладить с толпой, как он выразился. Правда, тогда колеса спускали куда добрее. Не кололи и не резали, боже упаси. Просто вставляли спичку в ниппель, и всё. Даже колпачок оставляли лежать рядом на асфальте, так что надо было только подкачать баллон.

Вот когда Саша понял, что надо быть артистом. Артистом, писателем, художником – потому что им можно иметь собственную машину. Им все можно – поздно ложиться и поздно вставать, не ходить каждый день на работу, сидеть в ресторане веселой компанией, жениться на красивых женщинах, тоже артистках и художницах, можно ездить за границу, носить модные разноцветные свитера, и никто не спросит – товарищи, а на каком, собственно, основании?… А если спросит, то ему объяснят: это же артисты, им же можно! Ну, раз артисты, тогда да. Тогда извиняюсь…

1 ... 5 6 7 8 9 10 11 12 13 ... 57
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?