Через полчаса я пересела в свою машину и на полных парах помчала в ближайший детский магазин. Ещё через двадцать минут выбегала из него нагруженная, как ишак, скупив все подряд без разбора. Еще пятнадцать и я лихо притормозила у ворот частного дома, где жил отец. Поздновато для визита по случаю полугода с рождения племянницы, но что делать…

Карина орала. Не плакала, нет, орала дурниной с такой силой, что я услышала ее через закрытую дверь. Отец, открывший дверь, был больше похож на тень, чем на живого человека, принял из моих рук пакеты и обреченно поставил их в прихожей, не разбирая.

— Это сложнее, чем я помнил, — признался с улыбкой.

— Няня уже ушла?

— Да, я отпустил около часа назад. Зайдёшь?

— Конечно, — ответила слегка удивленно, сбросила туфли и пошла наверх, в детскую.

Сестрица умотала в дальние дали. Едва Панфилов сделал тест на отцовство и подал на развод. Потом ещё выискивал ее на очередном курорте, чтобы та подписала документы, это мне Эмир поведал. Большие друзья они стали. Всю кухню мне прокурили своими беседами. Ладно, не о том речь. Отец взял на себя обязательства растить внучку, Викторию это вполне устроило, биологический отец срулил лишь на горизонте замаячил призрачный шанс, что крайний он, Панфилов переступил через своё «я» и развёлся, а я как была родной теткой, так и осталась. И пыталась как можно реже бывать с ней, потому что было ужасно тяжело уходить. Мои шутят, что у меня чрезмерно развит материнский инстинкт… боюсь, это правда. Смотрю в ее еще ни черта не понимающие глазки и душа поёт, а сердце ноет от тоски. Как можно бросить? Как можно оставить на попечение другому? Впрочем, все эти вопросы я могла бы задать и собственной матери, оставившей меня бабке.

— Разрывается весь день, — вздохнул отец, идя вслед за мной, — колики, что ли…

«Херолики» — съязвила мысленно и взяла малышку на руки. Мое сердце забилось чаще, она же, напротив, успокоилась. Ей просто не хватает любви.

— Поразительно! — прошептал с восторгом. — Всегда успокаивается на твоих руках!

Я хотела забрать. Хотела просто прижать к себе покрепче и уйти в чертов закат. И мечтала, что, когда мы поженимся с Вадимом, он не будет возражать. И у ребёнка будет семья. А я одна что ей дам? Не успела домой прилететь — уже с головой разбитой. Валялась в прихожей всю ночь, а она бы что делала? Смиренно лежала в кроватке? Бред, какие мне дети… Нужно выбирать. И я выбрала для неё безопасность.

— Вика звонила? — спросила тихо.

— Звонила… — вздохнул, слегка улыбнувшись, — на Ибице.

«Херибице!» — вспыхнула мысленно, а Карина завозилась на руках. Так, спокойно…

— Ясно, — ответила вслух, — так лучше. Если она может себе такое позволить — так лучше.

— Я чувствую свою вину, Линда… я так виноват перед тобой. Ростислав все рассказал. Сопротивлялся, но я все продолжал допытываться… мне так жаль.

— Па, ну ты тут при чем? — слегка поморщилась и развернулась, а он лучезарно улыбнулся в ответ.

Этот человек — единственный нормальный в моем окружении. Добродушный и приятный во всех отношениях. Его любят и уважают абсолютно все. И я впервые сказала «папа» за год нашего знакомства.

— Посижу с ней немного, — пробурчала невнятно, чувствуя смущение, и села в уютное кресло, закинув ноги на мягкий пуф.

Такой удобный… малышка так сопит… короче, вырубилась я, забыв сумку и оба телефона внизу. Проснулась от тоненького повизгивания, подслеповато щурясь в свете любовно оставленного ночника, и обнаружила на столике рядом бутылочку смеси на подогреве. Взяла ее слегка дрожащей рукой, покормила племянницу и та вновь уснула.

Перекладывать в кроватку ее не хотелось. В доме тишина, отец наверняка спит мертвым сном, будить его было неловко. И ещё куча оправданий, прежде чем расслабилась и вновь погрузилась в сон.

Проснулась от жужжания, настойчивого взгляда и тошноты. Посмотрела на свои пустые руки и чуть не лишилась сознания от ужаса, но отец затараторил:

— У меня, у меня!

Выдохнула, осмотрелась и увидела Карину изучающей новые игрушки на полу. Ковыряется на пузе, толком ещё ползать не научилась, но копается, пробует на вкус, рассматривает. Не помереть бы раньше времени от умиления.

— У тебя телефон разрывается… — голос отца как будто из другой реальности, — прости, что разбудил, без остановки уже минут двадцать.

— Спасибо, — говорю как можно мягче и выхожу с ним в коридор, отвечая Мише на ходу: — Я опаздываю?

— Смотря где ты, — ответил флегматично, — до передачи сорок минут.

— Я опаздываю, — вздохнула понуро.

Торопливо попрощалась, не заходя в детскую, доехала до квартиры, умылась за тридцать секунд и выехала в банк, махнув рукой поджидающему у подъезда Мише. Вставила гарнитуру в ухо, набрала его и спросила:

— Кто ещё страхует?

— Эмир с Павлом уже на месте.

— А этот? — пробормотала невнятно.

— Тоже.

Выдохнула раздраженно и поехала в банк. В сквер входила уже изрядно на взводе, успев на три минуты раньше, чем было нужно. Замедлилась, парень поднял голову и сверлил меня взглядом. Брюки мои мятые раздражали. Всклокоченные волосы, которые я не удосужилась даже расчесать и теперь шла, борясь с желанием их пригладить. Засохшая земля на каблуках. А он сидит, в джинсах светлых, футболке белой, весь такой чистенький. Выбрит идеально. Букет на лавке рядом. Ну прямо жених, мать его. И ладно бы страшный был, как черт, тогда бы полбеды. Так нет ведь… красивый, зараза. Лицо мужественное, глаза умные, довольно крупная родинка на подбородке. Хотелось ногтем подковырнуть и проверить, нестоящая ли.

Села, смотрю перед собой, до передачи полминуты. Боковым зрением его вижу, глаз с меня не сводит. Ещё пара минут и я свободна. Поднимаюсь и слышу за спиной:

— Девять семь два.

Вздыхаю и разворачиваюсь, а он поднимается и протягивает букет с серьёзной миной.

— Я не возьму, — говорю сурово, — а ты выглядишь глупо. И что бы ты не задумал, я не куплюсь.

Смотрит на меня своими медовыми глазами, грустный, как собака побитая. Поводил ладонью по ёжику волос и кивнул:

— Понял. Три девять два, — отдаю ему конверт, он вновь протягивает букет, а я разворачиваюсь и ухожу. — Это просто цветы! — чуть повысил голос, а я ускорила шаг.

«Не куплюсь» — повторила мысленно, убеждая саму себя.

Я бежала. С позором. Поверить в то, что это просто подкат, я не могла, но признавала, что парень интриговал. Тридцать с небольшим на вид, подтянутый, мускулистый, кожа немного смуглая, волосы тёмные, глаза карие.

— Выясните уже, кто он