Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На шоссе остановился красный мотоцикл.
С сиденья соскочила девушка, студентка Майка Штанцлова, а ее приятель, молодой директор городских парков из соседнего городка Иван Подгайский, остался сидеть. Мотор стучал, как беспокойное больное сердце.
Майка Штанцлова отошла от мотоцикла и посмотрела на Подгайского, словно приглашая его за собой.
— Идешь? Тебе что, нужно?
— Да, — сказала Майка и устало опустила голову, потом обернулась и улыбнулась Подгайскому: — Иди и ты, Иво!
— Нет!
— Почему?
Подгайский слез, поставил мотоцикл на подножку и повернулся к Майке.
— Времени нет, нам нужно торопиться! Быстрее, Майка! В Теплицах подождем остальных, Тибора и других! Они приедут туда, Зуза, Миа, Педро, Джек…
Майка опять опустила голову, ее темные очки уставились в землю.
«Видно больная, что все в землю смотрит?» — удивился про себя Байковский и посмотрел на чернявого парня, который поднял на лоб большие темно-красные очки и зашагал к источнику. Одет хорошо… Байковскому очень понравились на нем коричневые брюки и куртка. Одет что надо, но за город в такой одежде не ездят… Да еще в такую рань!
Майка Штанцлова неуверенно огляделась и, еще ниже опустив голову, медленно шла впереди него.
Что с ней, заболела что ли? Может, у нее болит желудок? Вода для желудка хороша, да и глаза ею раньше промывали, даже порой из Будапешта с больными глазами сюда приезжали, а теперь со всеми болячками сразу к доктору бегут. Нищий тогда вернул девчушке зрение, а у этой молодежи очки такие огромные, словно с глазами у них плоховато. Байковский вновь подумал о Фрейштатте, которому он дал тогда хлеба. Да, тому бедняге, может, вода и повредила… А этим? Нынешняя молодежь всегда веселая, смеются, ржут, водой этой даже обливаются.
Майка Штанцлова в голубоватых брючках, едва прикрывающих загорелые икры, в нейлоновой куртке, в косынке, разрисованной лодками и загорелыми телами, подошла к источнику, повернулась к Подгайскому, прикуривавшему сигарету, и какой-то миг смотрела на него.
— Подожди, Иво! Не закуривай!
— Почему? Я не хочу пить эту воду… Если бы здесь текло что-нибудь покрепче, скажем, кофе! Или… Ну-ка, Майка, давай быстрее, поедем в Теплицы!
— Тебе что, ночи было мало? Не хочешь перекусить? У меня еще осталось от вчерашнего.
— Нет! Давай быстрее! Нам нужно торопиться!
На шоссе все еще трещал мотоцикл, мотор стучал с перебоями.
Майка наклонилась к воде, вымыла руки, выпрямилась. На лице ее застыла улыбка, глаза тоже улыбались умоляюще и просительно, но Подгайский не видел ее глаз, их закрывали широкие темные очки, они отражали горизонт, облака и солнце. Вот ольха и вербы мелькнули в стеклах Майкиных очков.
— Подожди, Иво! Не закуривай! Подожди!
Она снова наклонилась к воде, набрала ее полную пригоршню и протянула Подгайскому, прямо ко рту.
— Не хочу!
— Выпей! Помнить? В прошлом году мы здесь были, и так хорошо было, а потом…
Подгайский небрежно усмехнулся и закурил помятую сигарету.
Длинные тонкие руки Майки разжались, вода выплеснулась, и вся Майкина фигура сразу поникла. Майка наклонилась над водой, держась левой рукой за трубу, а правой набирала воду в горсть из журчащего ручья и пила большими медленными глотками. Отряхнув руки, она отошла от воды и стоящего там Подгайского и уставилась в землю.
Видно, они поссорились, подумал старый Байковский и рассердился. Ему был смешон этот Подгайский, который пришел к воде и не напился, а только курил, смешной казалась ему и Майка, которая стояла там, уставившись в землю, и переживала. Ну если так начинается это воскресное утро, то и дальше нечего ждать хорошего. Нужно, пожалуй, прикрикнуть на Лысуху, пугнуть их немного, и вся их злость друг на друга рассеется как облачко дыма… Она, видно, хотела ему дать водички, чтобы напомнить о чем-то. Бедняжка… Надо крикнуть на Лысуху. Они потом и подобреют. «Эй, Лысуха, — уж чуть было не крикнул он, — эй, Лысуха!»
— Иво! — вдруг сказала Майка, — почему ты меня вчера пригласил? Я же не хотела, а ты уговаривал меня, и мы даже потом никуда не пошли. А почему ты завел меня к Тибору?
— Я просто думал, Майка, послушай…
— Думал, — колко отрезала Майка, сжав руки. — Почему ты ходишь с ней, скажи? И почему вчера и она была у Тибора?
— С кем я хожу? Послушай, прошу тебя.
— Ага, ты не знаешь! С Врановской! Вся школа знает, что ты ходишь с преподавательницей! Почему ты вчера ее туда позвал?
Ну и ну! Старый Байковский только покрепче оперся о свою палку.
Подгайский снова небрежно усмехнулся.
— Ты что, не понимаешь? Что задаешь дурацкие вопросы?
— Могу я об этом знать?! — снова закричала Майка. — Могу я об этом хотя бы знать?
— Смотрите-ка! — Подгайский задумался, но только на миг. Он не знал, что ей сказать. Увел ее от Тибора, посадил на мотоцикл, сказал, что им нужно ехать в Теплицы и там подождать остальных, а она, подъезжая к источнику, начала бить его кулаками по спине. Пришлось остановиться. Он улыбнулся Майке, вокруг рта собрались морщинки. «Есть у тебя деньги, Майка? — спросил он мысленно и подумал: — Может, надо было напиться воды? Как в прошлом году. Может, надо с ней поделикатнее?» Он посмотрел на нее словно со стороны, как на незнакомую, и сразу решил, что собьет с нее это настроение. Может, тогда она поедет дальше. Может, признается, дал ей Тибор деньги или нет.
— Пусть тебя это не волнует! — сказал он. — Я должен с ней встречаться, иначе ты бы провалилась по математике. Только смеялись бы над тобой. И ты не смогла бы учиться дальше. Ты должна быть практичной. Я должен с ней встречаться. Если бы я не ходил с