В объективе – голова ребенка, мальчика лет двух или трех. Малыш перевесился через перила и может свалиться в любую секунду. Его захлебывающийся крик еле слышно доносит ветром. Похоже, он не может сам залезть обратно. Его ладошкам не за что зацепиться, и они болтаются, точно листья дерева на ветру. Тельце еще удерживает равновесие, но с каждой секундой это дается ему все трудней. Вот он в ужасе задерживает дыхание. Предчувствие беды наполняет кадр – и резкий крик разрывает воздух.

Ребенок слетает с балкона.

Камеру сильно трясет, картинка смазывается.

Секунду-другую объектив скользит вниз по отвесной стене, отслеживая падение. Момент, когда любой зритель хочет зажмуриться.

И тут перед камерой, словно птица, проносится чья-то тень. Тот самый бегун. Уже в следующую секунду он подхватывает выпавшего с балкона ребенка и крепко сжимает в объятиях.

Успел. В последнем рывке, за который, наверное, стоит благодарить только Господа Бога… От удара мужчина летит кувырком, но ребенка из рук не выпускает. Самое страшное позади.

В следующем кадре – мужчина, распростертый на асфальте, с ребенком в руках. Снова слышится детский плач, однако на малыше ни царапины. Он просто ревет от испуга. В глазах мужчины – неописуемое облегчение. Он поворачивает голову к камере. В капельках пота на сияющем лице переливаются искры рассвета.

На этом фильм обрывался. Вся запись не заняла и пяти минут.

– Уф-ф! – шумно выдохнул Санада. – Вот это съемка! Полный экстрим. Аж руки вспотели… Господин президент! Вы что же, сами все это сняли?!

Исидзаки молча кивнул.

– Когда?

– В прошлую субботу, утром. Еще и шести не было. Я, как обычно, гулял возле дома у себя в Хироо. Гляжу – ворона сидит. И вокруг все так тихо, спокойно. Камеру я всегда с собой ношу, вот и решил запечатлеть такой красивый пейзаж. Знал бы я, чем эта съемка закончится!

– Да… Снято что надо! – восторженно поддакнул Санада. – Я уж об этом спортсмене не говорю. Вот уж не думал, что на свете остались такие смелые люди. Да еще и с такой реакцией!

Исидзаки снова кивнул.

– Совершенно согласен! Что ни говори, а ребенок падал с пятого этажа. Внизу – сплошной асфальт… Лично я, когда увидел, как этот малыш на перилах болтается, просто замер на месте. Стою столбом, колени трясутся. А этот парень еще с тротуара заметил, что происходит, – и тут же принял решение. И спас мальчику жизнь. Да как! На ребенке ни единой царапинки.

– Хм-м! – промычал Санада, скрещивая руки на груди. – Странно, но у меня такое чувство, будто я этого бегуна где-то видел.

Как ни забавно, мне тоже так показалось. Но Исидзаки лишь молча улыбнулся в ответ. Тогда я открыл рот:

– И что же вы сделали, когда съемку закончили?

– Разумеется, выключил камеру и подсобил чем мог. Хотя от меня уже многого и не требовалось. Первым делом проверил, цел ли малыш. Зашел вместе с ними в дом. Ну, чтобы ребенка до квартиры нормально доставить. Дома мать оказалась. Как узнала, что стряслось, тут же в слезы. Давай этого парня благодарить. То есть буквально: ревет и благодарит вперемежку… Ну а дальше мне и делать там было особо нечего.

– Но как вышло, что ребенок с балкона свесился?

– Футбольный мячик. Такой детский, виниловый. Он его с балкона бросил и глазами провожал до последнего. Я потом посмотрел – там действительно на улице мячик валялся…

– А этот парень не пострадал? Его же чуть машина не сбила. На бешеной скорости.

– По-моему, его не задело. Разве что об асфальт поцарапался при падении. Это он сам мне сказал, ну я и проверять не стал.

– Если это показать в новостях – представляю, какой поднимется шум.

– Наверное, – только и ответил Исидзаки.

– Но все-таки… – робко вставил Санада, – вы сказали, вам понадобится наш совет. Что вы имели в виду?

Исидзаки выдержал паузу и произнес:

– Как по-вашему, это можно использовать в телерекламе?

– В телерекламе? – переспросили мы с Санадой и ошарашенно уставились на него.

Его глаза слегка затуманились:

– Признаюсь честно. На самом деле мне было очень стыдно.

– Стыдно? – удивился Санада. – Но отчего же?

– С одной стороны, большинство людей на такие поступки не способно. Но в то же время он не сделал ничего выдающегося. Самое замечательное в его поведении – именно эта естественность. Вот что меня потрясло. Пока он спасал ребенка, я стоял столбом и снимал свое видео. Вот за что меня теперь мучает совесть.

– Мне кажется, так думать несправедливо, – выдавил Санада. – Иначе все операторы, получившие Пулитцера, умерли бы от стыда.

– Но я же не профессиональный оператор…

Санада умолк. А я спросил:

– Но почему именно в рекламе? Я, конечно, согласен, кадры очень динамичные… И все-таки?

Исидзаки подбирал слова осторожно. Так, словно размышлял на ходу:

– Как я уже сказал, эти кадры – мой стыд… И поначалу у меня и в мыслях не было как-либо их обнародовать. Однако совсем похоронить такую запись было бы непростительно. Чем больше я смотрел ее, тем больше об этом думал… Все верно! Как и ты, я сразу подумал: а что если это показать в новостях? В массмедиа у меня полно связей. Но для новостей этот случай уже устарел. Да к тому же я – представитель крупной компании, а снято как курица лапой. Вот я и подумал о рекламе. Вы заметили, что в последнее время мелькает много неплохих роликов с элементами хроники?

– Это верно, – согласился я. – Взять ту же социальную рекламу о шлагбауме. Установили скрытую камеру у шлагбаума и снимали все подряд. А потом выбрали самые опасные ситуации. Вышло очень эффектно и убедительно. Помню, этот ролик очень хвалили…

– А какой у нас сейчас лозунг для рекламы «Антика»? «Цена мужества», не так ли? Чем же это не видеоряд для такой рекламы? То есть, конечно, не обязательно для «Антика»…

– А почему бы и нет? – угодливо улыбнулся Санада. В нем опять проснулся начальник отдела рекламы. – Эфир для наших роликов проплачен вплоть до летнего пика продаж. И мы можем менять их, когда захотим…

– Нет! – Исидзаки покачал головой. – Заметьте: я ничего вам не приказываю. Я хочу, чтобы вы сказали мне как профессионалы: можно ли такой материал использовать в нашей рекламе? Это все, о чем я вас прошу. Забудьте о субординации. Отнеситесь к этой задаче объективно. Вот почему я вызвал только вас двоих. Решите, что этот материал подходящий, – сделайте ролик. Нет так нет. Я совсем не хочу, чтобы меня считали каким-то диктатором с личной придурью. И прошу вашего откровенного мнения.

– Господин президент! – произнес Санада. – Отснятые вами кадры подходят к лозунгу «Цена мужества» на сто процентов. В этих кадрах две кульминации: одна длится несколько секунд, другая – секунд двадцать. Соответственно, из этого можно нарезать два ролика на пятнадцать и на тридцать секунд…